Лицо в зеркале

Быстро и эффективно Корки поменял бутыли на капельнице, поставив новую, с наркотиком, вводящим человека в полупарализованное состояние. У Вонючки осталось так мало мышечной массы, что искусственный паралич, похоже, и не требовался, чтобы удержать его на кровати, но Корки терпеть не мог оставлять что-либо на волю случая.

Ирония судьбы, но, чтобы хорошо служить хаосу, он не мог обойтись без стопроцентной организованности. Ему требовалась победная стратегия и тщательно спланированные тактические ходы для реализации этой стратегии.

Без стратегии и тактики ты не мог стать истинным проводником хаоса. Ты стал бы Джеффри Дамером[46], или недавним губернатором Калифорнии, или какой-нибудь безумной старушкой, которая держит сотню кошек и заваливает двор мусором.

Пятью годами раньше Корки научился делать уколы, вводить иглу в вену, пользоваться капельницей, ставить катетер, как мужчине, так и женщине… С тех пор он с радостью несколько раз применил свои знания на практике, как, например, в случае с Вонючим сырным парнем, так что в умении пользоваться всем этим инструментарием не уступал опытной медсестре.

Собственно, и научила его всему медсестра, Мэри Нун. С лицом мадонны Боттичелли и глазами хорька.

Он встретил Мэри в университете, на собрании людей, интересующихся утилитарной биоэтикой[47]. Утилитарии верили, что существует возможность определить ценность каждого человека для общества, и медицинская помощь должна оказываться в соответствии с этой шкалой. Они выступали за убийство, в крайнем случае за отказ в лечении физически неполноценных, детей с синдромом Дауна, стариков старше шестидесяти лет, лечение которых требовало использования таких дорогостоящих методов, как диализ и коронарное шунтирование, и многих других.

То собрание запомнилось ему живой атмосферой и остроумными речами, а они с Мэри с первого взгляда поняли, что нашли друг друга. Они оба пили «Каберне совиньон», когда их представляли друг другу, и тут же страстно возжелали друг друга.

Несколько недель спустя, попросив Мэри научить его делать уколы и поддерживать жизнь пациента внутривенными инъекциями, Корки объяснил необходимость в этом быстро ухудшающимся здоровьем матери. «Я с ужасом жду дня, когда она не встанет с постели, но лучше буду ухаживать за ней сам, чем отдам незнакомым людям в дом престарелых».

Мэри сказала ему, что он — замечательный сын, и Корки смиренно принял комплимент. Притворство даюсь ему легко, потому что он лгал и о самочувствии матери, и о своих намерениях. Старуха была здорова, как Мафусаил за шестьсот лет до смерти, и Корки подумывал над тем, чтобы во время сна вколоть ей что-нибудь смертельное.

В принципе, он подозревал, что правда не укрылась от Мэри. Тем не менее она научила его всему.

Поначалу он полагал, что ее готовность пойти ему навстречу обусловлена похотью, которой она к нему пылала. Дикие кошки не совокуплялись так часто и с такой страстью, как Мэри Нун и Корки в те несколько месяцев, что провели вместе.

Но со временем он понял, что ей известны его истинные мотивы и она не имеет ничего против. Более того, он начал подозревать, что Мэри назначила себя в Ангелы смерти и, следуя принципам утилитарной биоэтики, по-тихому убивала пациентов, чья жизнь висела на волоске или не представляла ценности для общества.

При таких обстоятельствах он более не мог оставаться ее секс-игрушкой. Рано или поздно дело бы закончилось арестом и судом, как случалось с такими же, как Мэри, «ангелами». Будучи ее любовником, Корки обязательно попал бы «под колпак» полиции, что поставило бы под угрозу как цель его жизни, так и свободу.

К тому же после тоге, как более трех месяцев они прожили вместе, Корки начал бояться спать с ней в одной постели. В качестве любовника он в полной мере удовлетворял потребности сексуально озабоченной Мэри, но не знал, сколь высокой или сколь малой считает она его ценность для общества.

К его удивлению, когда он осторожно поднял вопрос о разъезде, Мэри отреагировала с облегчением. Вероятно, она тоже спала не очень хорошо.

Тогда он решил не убивать мать инъекцией, но полученные знания не пропали зря.

В последующие годы он виделся с Мэри дважды, оба раза на собраниях биоэтиков. Сексуальная тяга другу к другу оставалась, но никуда не делась и взаимная настороженность.

С эффективностью и мягкостью, которыми восхитилась бы Мэри Нун, Корки закончил манипуляции с капельницей Вонючего сырного парня.

Парализующее средство, которое лишало Вонючку возможности двигаться, не вгоняло его в сон и оставляло разум ясным. Так что у него был целый день, чтобы пострадать из-за мучительной смерти жены и дочери.

— Теперь мне нужно избавиться от тел Ракель и Эмили, — лгал Корки с убедительностью, которая так нравилась ему самому. — Я бы скормил их свиньям, если б знал, где поблизости есть свиноферма.