Лицо в темной воде

– У Дины была крошечная родинка, вот здесь, прямо за ухом. А теперь ее нет.

– Правда? – Руслан Маратович сдвинул брови. – Я этого не заметил. Ну, может быть, ей закрасили родинку в бюро.

– В бюро?

– В похоронном, – пояснил Шуравин. – Видишь ли, после льда кожа Дины была… не в очень хорошем состоянии, и ее пришлось приводить в порядок…

– Не надо. – Лида промокнула глаза платком. – Не рассказывайте мне это. Я не могу это слушать. Простите, я сама виновата… Зачем я затеяла этот разговор?

Шуравин молчал, ожидая, что она скажет дальше.

– Видимо, это все из-за Ивана. Из-за того, что его…

Лида осеклась, испуганно посмотрев на Руслана.

– Простите, я опять несу что-то не то.

– Ты о том парне, с которым у Дины была интрижка? – спокойно уточнил Руслан. – И которого кто-то пырнул ножом в дворовой драке?

– Да. Я подумала, что это как-то странно…

– Что именно?

– Сначала он, потом она.

На этот раз Шуравину пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы сохранить спокойное и печальное выражение лица.

– Лида, не забивай себе голову разной ерундой, – мягко проговорил он. – Если не ради себя, то ради Дины.

– Ради Дины? – не поняла Лида и уставилась на него своими светло-карими, чуть выпуклыми глазами. – Как это?

Шуравин положил ей руку на плечо.

– Давай просто будем уважать ее память и ее покой, – грустно сказал он. – Никаких больше журналистов, никаких статей, никаких сенсаций. Я хочу, чтобы пляска на ее костях закончилась. Понимаешь?

– Да. Понимаю. – Лида отвела взгляд. – Я как-то об этом не подумала.

Руслан Маратович вздохнул.

– Крепись, Лида, – произнес он. – Нам всем сейчас очень тяжело.

– Да. – Она шмыгнула носом. – Я буду крепиться. Спасибо вам, Руслан Маратович!

– Не за что. Спасибо тебе – за то, что пришла.

Он снова поцеловал ее в щеку. Она сложила губы в вялую улыбку, кивнула, после чего повернулась и зашагала в сторону метро. Шуравин проводил ее долгим, хмурым взглядом.

– Что ей было нужно? – услышал он голос Инги Александровны.

Руслан повернулся к помощнице, которая только что вышла из офиса и теперь стояла на крыльце.

– Эта толстая дура, Динкина подруга, что-то подозревает. А она упрямая, как дубовый таран, и если захочет…

– Успокойся, – сказала Инга Александровна. – Никто ничего не узнает. Я обо всем позаботилась.

– Ты все чисто сделала?

– Да.

Шуравин мрачно усмехнулся.

– Мне бы твою уверенность.

– Руслан Маратович, вы просто устали. Поэтому и волнуетесь. Клянусь вам, все сделано чисто. Нужные люди получили свои деньги, экспертные заключения у нас на руках.

– Нужно было просто сжечь ее тряпки, и делу конец! – с досадой проговорил Шуравин. – Зря я тебя послушал.

– Хватит ныть, – произнесла вдруг Инга Александровна с легким оттенком презрения в голосе. – Будьте мужчиной.

– Что? – Шуравин удивленно взглянул на свою помощницу и тут же свирепо прищурился. – Что ты сказала?

– Я сказала: будьте мужчиной.

Руслан Маратович побагровел.

– А с каких это пор ты стала говорить со мной таким тоном? – свирепо процедил он.

– С сегодняшнего дня, – ответила Инга Александровна. И поправила пальцем очки, отражающие серое осеннее небо и голые кроны деревьев. – Теперь мы с вами крепко повязаны, Руслан Маратович.

Лицо Шуравина пошло пятнами, больное веко задергалось.

– Ах ты, дрянь, – пророкотал он с глухой яростью, глядя помощнице в глаза. – Осмелела? Думаешь, теперь я у тебя под колпаком? И как это я сразу тебя не раскусил?

Инга Александровна даже не нахмурилась.

– Держите себя в руках, Руслан Маратович, – сказала она спокойным голосом. – Все будет хорошо. Сегодня мы зароем правду в землю. И никто ничего не узнает и не заподозрит.

Несколько секунд Шуравин молчал, пытаясь овладеть собой, потом процедил:

– Но что делать с толстухой?

– Мы последим за ней, – ответила Инга Александровна. – Я этим займусь. А вы не напивайтесь слишком сильно. По крайней мере, в ближайшие дни.

– Обойдусь без твоих советов, – глухо прорычал Шуравин.

– Это вряд ли.

Инга Александровна повернулась и зашла в офис. Шуравин проводил ее ненавидящим взглядом, после чего с досадой пробормотал:

– Дурак. Идиот. Как же я во все это вляпался, а?

12

Если по первому снегу
Олень не вернулся в родное стадо,
Значит, его задрали
Волк или росомаха…

Тайча пела негромко, сидя на жухлой траве возле родника, и голос девушки был похож на журчание воды, бьющей из скалы, – он был так же переливчат и негромок.

Если сестра моя лебедь
С весенней песней юности
Не покружилась над моим чумом,
Значит, погибла от выстрела.

А если ты не зверь
И не перелетная птица,
Если крылья твои целы,
Но дорогу не вспомнил…

Тайча прервала песню и тихо заплакала. Она не услышала, как сзади подошел Пакин. Поступь его была легка и бесшумна, как у хищного зверя, вышедшего на охоту.

– Тайча, – негромко окликнул он.