Шуравин вдохнул воздух полной грудью, а затем шумно выдохнул. И вдруг усмехнулся:
– Ты права. Ты всегда делаешь все, как надо. Давай сюда свою таблетку.
Он взял капсулу и забросил ее в рот.
– Есть чем запить?
– Конечно. – Инга Александровна достала из сумки бутылочку с минеральной водой.
Шуравин взял бутылочку, открыл и большим глотком запил таблетку.
– Может, у тебя и бурбон найдется? Или коньяк?
– Это вы достанете и без меня, – спокойно произнесла Инга Александровна.
Шуравин сунул руки в карманы брюк и некоторое время размышлял. А потом тихо и задумчиво проговорил:
– Н-да… Видала, как они меня? Раздавили и размазали – самым тонким слоем. Что ж мне теперь делать, а?
– На любого подлеца есть управа, – сказала Инга Александровна. – И любому обидчику можно отомстить.
– Да, – согласился Шуравин, заметно успокоившись. – Пожалуй. – Он тяжело вздохнул. – Ладно, я пойду в машину. А ты тут покрутись, уладь все, что можно уладить. Ответь на вопросы, если будут задавать…
– Хорошо, Руслан Маратович.
– «Хорошо», – мрачно повторил он. И добавил с угрюмой усмешкой: – Хорошо уже не будет. Но сделай так, чтобы дерьма на мою голову лилось поменьше. Купи пару журналистов из крупных изданий, нашепчи им, что и как писать. Понадобятся деньги – звони мне.
Шуравин повернулся и, не прощаясь, зашагал прочь. Инга Александровна смотрела ему вслед. Лицо ее было спокойным, стекла очков блестели холодно и бесстрастно, а едва заметный изгиб плотно сжатых губ немного напоминал усмешку.
11
Гостиничный номер оказался не очень просторным, но вполне уютным. Свет от настольной лампы бросал на одеяло медовое полукружие, и кровать была похожа на маленький островок счастья среди моря страха и неблагополучия. Иван обнял Дину за голые плечи.
– Ты дрожишь, – сказал он. – Все еще боишься его?
– Нет, – тихо ответила она. – С тобой не боюсь.
Иван притянул ее к себе, мягко поцеловал в губы. Скользнул губами к мочке уха, потом к шее. Каждое его движение было полно необыкновенной нежности.
– Что с нами будет дальше? – спросила Дина.
– То же, что и со всеми счастливыми парами, – улыбнулся Иван. – Мы поженимся и будем жить долго и счастливо. Потом мы состаримся и умрем в один день.
Дина посмотрела на его юное лицо.
– Ты смеешься?
Иван покачал головой:
– Нет.
Дина легла щекой на его теплую грудь.
– Все это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
– Но это правда.
Красный огонек сигареты ярко вспыхнул во мраке, озарив темные губы Ивана.
– Но у меня нет денег, – грустно сказала Дина. – Все деньги, которые я заработала за эти годы, лежат на счетах Шуравина. Я нищая.
Иван затушил сигарету в пепельнице, повернулся к Дине и провел ладонью по ее волосам.
– Бедная девочка, – нежно проговорил он, – с каким идиотом тебе приходилось жить.
Руслан Шуравин, краснолицый, седоватый, угрюмый, сидел в глубоком кресле со стаканом виски в руке и смотрел на свою юную пассию Веронику. Дело происходило все в том же гостиничном номере, который Шуравин обычно снимал для любовных утех с Вероникой.
Девушка листала иллюстрированный журнал, слюнявя пальчик, как это обычно делают маленькие дети и старички. Девочка была что надо – густые светлые волосы, гладкое и свежее, как цветок, личико, полная упругая грудь, плотно обтянутая белой маечкой.
Шуравин смотрел на Веронику из-под косматых бровей, но перед глазами у него стояла другая женщина – худощавая, с задумчивым, немного рассеянным лицом и огромными синими глазами.
Почему она так поступила с ним? Он никогда не желал ей зла. Он просто хотел, чтобы в их отношениях был порядок. Разве это плохо, если человек
Шуравин взял со столика газету, пробежал по ней взглядом, еще больше побагровел и с ненавистью швырнул ее на пол.
«ВПЕРВЫЕ В ЖИЗНИ Я ЧУВСТВУЮ СЕБЯ СВОБОДНОЙ И СЧАСТЛИВОЙ» – гласил газетный заголовок. Броская вставка посреди статьи была и того хуже –
– Счастлива она… – процедил Шуравин сквозь стиснутые зубы, снова посмотрел на Веронику и грубо позвал:
– Иди сюда!
Вероника отложила в сторону модный журнал, поднялась с дивана и с улыбкой подошла к Шуравину.
– Сядь! – Он хлопнул себя ладонью по коленке.
Вероника послушно села.
– Скажи, я похож на садиста? – осведомился Шуравин.
– Нет, котик, не похож. – Вероника обвила его короткую и толстую, как у ротвейлера, шею своими длинными гибкими руками и обворожительно улыбнулась. – Ну какой же ты садист? Ты мой сладкий пупсик! Мой плюшевый мишка!
– Тогда почему они пишут, что я садист? – спросил Шуравин. – Почему?!
Улыбка Вероники стала еще обворожительней.
– Потому что у них нет мозгов, пупсик! А у твоей бывшей женушки нет совести!
– Это так, – согласился Шуравин. Он тяжело вздохнул и устало покачал головой. – Это ж надо такое придумать: Руслан Шуравин – садист. Бред собачий!