Он инстинктом чувствует, что национальные богатства стали фактически его собственностью, а этикетки типа «социалистическая», «общественная», «государственная» собственность — заурядная правовая фикция. Он чувствует и то, что любой ущерб, нанесенный тотальности его господства, может обернуться угрозой и его собственности. Вот он и противится всякой свободе: во имя якобы сохранения «социалистической» собственности. И наоборот: критика способа (монополизма), каким он управляет собственностью, вызывает страх потерять власть. Новый класс тем болезненнее относится к подобной критике и требованиям, чем глубже раскрывают они его сущность — сущность собственника и властолюбца.
Здесь в принципе дело касается одного крупного, возможно, что даже и наиболее значительного противоречия, с которым столкнулся новый класс. А именно: собственностью, являющейся де-юре общественной, общенациональной, фактически в своих интересах распоряжается одна группа. Такое несоответствие правовых и реальных отношений не только непрестанно поддерживает состояние неясности и ненормальности, но и неуклонно приводит к расхождениям между словами и делами правящих структур, так как все предпринимаемые ими меры сводятся в конечном итоге к упрочению существующих собственнических и политических отношений.
Новый класс не может разрешить это противоречие, не ставя одновременно под угрозу свои позиции.
Другие правящие собственнические классы, не обладавшие монополией на власть и собственность, могли справиться с этой задачей лишь в степени, к которой их принуждало последнее обстоятельство. Другими словами, чем больше где-то было свободы, тем активнее принуждаемы были собственнические классы в том или ином виде отказаться и от самой монополии собственности. И наоборот: где монополия собственности была невозможна, там, в большей или меньшей мере, с неизбежностью приходила свобода.
В коммунизме же и власть, и собственность почти без остатка сосредоточены в одних руках. Этот факт заслонен правовой надстройкой. Но если в классическом капитализме перед законом работник и капиталист были равны, хотя в материальных отношениях первый был эксплуатируемым, а второй — эксплуататором, то тут все наоборот: при юридическом равенстве по отношению к материальным богатствам (формальный собственник — вся нация) фактически, посредством монополии управления, собственностью пользуется узкий круг правителей.
Любое реальное требование свободы в коммунизме, а это именно то, что поражает коммунизм в самое сердце, его сущность, сводится к требованию привести действительные — материальные, собственнические — отношения в соответствие с правом.
Требовать свободы и фактической передачи в руки и под контроль общества (что осуществимо единственно через свободно избранных представителей) крупной собственности, которую нация создала и которой может управлять эффективнее, чем частная монополия или частный владелец, — значит заставить новый класс либо идти на уступки другим общественным силам, либо скинуть маску со своей собственнической и эксплуататорской сущности. Ибо собственность его и эксплуатация, реализуемые через власть, через монополию управления, таковы, что на словах он и сам отрицает их наличие. Не он ли сам подчеркивает, что ради сохранения общенациональной собственности властные или же управленческие функции осуществляются им от имени нации как целого?
Упомянутое противоречие вообще порождает наибольшее количество проблем внутри нового класса. Делает неопределенным его юридический статус. Загоняет в малоприятные тупики, непрестанно оголяя несоответствие того, что класс говорит, тому, что он делает: обещая устранить социальные различия между людьми, он их все время потенцирует, присваивая совершенно неоправданно чужой труд и одаривая привилегиями свою «гвардию». Ведя себя на практике диаметрально противоположно собственной догме, он тем не менее вынужден как зеницу ока оберегать ее, ибо что, как не старушка-догма, обеспечивает версию об исторической миссии нового класса по «окончательному» избавлению рода человеческого от всех зол и напастей.
Противоречие между его реальным положением собственника и правовыми отношениями способно выступать основным мотивом критики, «подстрекательски» действующей на народ и разрушающей его собственные фаланги, поскольку в действительности привилегиями пользуется лишь узкая прослойка нового класса.