Лицо под вуалью

По свойственной ей деликатности Дора не спросила, почему он это читает, и уж конечно, она не стала спрашивать, почему он все время сидит, уткнувшись в журнал «Ким». Она была слишком умна для этого, и старший инспектор вернулся к заложенному закладкой месту в книге. Закладка лежала почти посередине книги, там, где молодая Дита Ковяк начала работать санитаркой в госпитале Аушвиц-Кранкенбау. Вексфорда должно было шокировать описание того, как калечили пациентов, как посредством уколов вводили в сердце токсичные вещества, как швыряли в грузовики обнаженные трупы… Дита уцелела потому, что какое-то время заключенных – по крайней мере, работающих в госпитале – кормили регулярно, пусть даже одним супом из брюквы и заплесневевшим хлебом. Она рассказывала о русских военнопленных, отравленных газом «Циклон-2», о сжигании пятисот трупов всего за один час. Но это не произвело на полицейского впечатления – он лишь думал, что уже слышал все это раньше. У миссис Яго не было таланта изображать местность или оживлять персонажей. Ее проза была деревянной, изобиловала повторами, и не возникало впечатления, что текст пропитан ее страданиями. Словно ее там никогда не было, словно она скопировала все это, как попало, из автобиографий заключенных концлагерей, которых, в конце концов, было великое множество. И возможно, именно так она и сделала…

Несколько раз он натыкался на такие места в повествовании, где не хватало страниц, но до сих пор эти страницы всегда попадались ему потом. Отсутствие нумерации затрудняло чтение. Здесь, однако, повествование внезапно оборвалось на середине фразы, на середине рассказа о враче в госпитале по фамилии Деринг. Вексфорд тщательно пересмотрел оставшиеся страницы рукописи, но не нашел нигде дальше упоминания имени Деринг. Отсутствовали, по крайней мере, одна или две страницы.

Но разве позволила бы ему Дита Яго унести рукопись, если б в ней содержалось – или не содержалось на первый взгляд – нечто уличающее ее? Ей было бы легко отказать ему. «Мне невыносимо, что кто-то это прочтет», – такие слова дали бы нужный эффект. Или когда он спросил, где рукопись, ей нужно было только сказать, что она послала ее перепечатать или даже, как она грозилась, сожгла ее.

* * *

Какие бы усилия ни приложил Серж Олсон, они никак не подействовали на Клиффорда Сандерса. Парень пять раз звонил в полицейский участок Кингсмаркхэма во второй половине дня, но ни один звонок не переключили на Бёрдена. На следующее утро на домашний адрес Майкла пришло письмо. В полицейском участке кто-то другой мог, весьма вероятно, распечатать любое послание, но здесь, естественно, инспектор сам вскрывал свою почту. Сначала он предположил, что этот коричневый конверт содержит счет за установку нового коврового покрытия в столовой.

Клиффорд обращался к нему «Майкл». Вероятно, это дело рук Олсона, подумалось Бёрдену. Письмо начиналось словами «Дорогой Майкл». Почерк был детский – или учительский, – круглый, аккуратный, разборчивый, с прямыми буквами, еле заметно наклоняющимися назад. «Дорогой Майкл, я многое хочу вам сказать, и, думаю, вам будет интересно это услышать. Я знаю, что вы хотите, чтобы я считал вас своим другом, и я именно другом вас считаю. Фактически мне нелегко делать признания посторонним людям, но вы – исключение из этого правила. Мы очень хорошо поладили, и я уверен, что вы согласитесь». Здесь полицейский отложил на несколько секунд письмо и вздохнул. «Я хорошо понимаю, что другие люди, я имею в виду ваше начальство, делают все, что в их власти, чтобы прекратить наши встречи, и полагаю, что вы боитесь потерять свою работу. Поэтому предлагаю договориться о встрече вне рабочего времени. Даже такие работодатели, как полиция, не могут возражать против того, чтобы у их офицеров были личные друзья. Я позвоню вам завтра…» Бёрден отметил, что Сандерс не указывает точное время звонка, и вспомнил, что сказал Олсон насчет его отношения к времени. «Пожалуйста, скажите им, что ждете звонка от меня, чтобы, если вас не будет на месте, они могли передать вам сообщение. Я собираюсь заехать к вам домой сегодня вечером или на выходных. С наилучшими пожеланиями. Вечно ваш, Клифф».

Маленький сын Бёрдена забрался к нему на колени; Майкл погладил ребенка по головке и на мгновение крепко прижал его к себе. А что, если Марк вырастет таким же? Как можно это узнать? Клиффорд выглядел когда-то так же, был таким же милым, внушал, возможно, такую же горячую любовь… «Только я не брошу его, когда ему исполнится пять лет», – подумал Бёрден. Но когда он попытался вызвать в себе жалость к Сандерсу, ему это не удалось – он почувствовал только раздражение.

– Я не принимаю звонков от этого человека, – сказал инспектор, приехав в полицейский участок, – и пусть ему скажут, что никакие сообщения мне не передадут. Понятно?