Лицо отмщения

— Вот и прекрасно! — В глазах принца блеснул красный отсвет, какой бывает в волчьих зрачках, когда зверю удается найти брешь в облоге.

— Но только нужно спешить, очень спешить. Иначе рутены перережут нам дорогу.

— Да, несомненно. Снимаемся с лагеря! — рявкнул Стефан. — Немедля! Поторопитесь! Ты поведешь нас.

— Конечно. А с ним что?

Принц с тоской поглядел в лицо наемника, больше напоминавшее окровавленное кукушкино яйцо. Пожалуй, в других условиях он бы, не задумываясь, велел прикончить этого самого Грина. Но руки-ноги у парня, похоже, были целы, что же касается лица, то не под венец же ему идти.

— Очухается — злее будет, — процедил он. — Кинь эту падаль Матильде и ее служанкам — они любят заботиться о сирых и убогих. А ты запомни, если завтра поутру не будешь на ногах, то ноги тебе больше не понадобятся.

— Я буду, мой государь, — простонал Гринрой. — Клянусь, завтра и конь не угонится за мной!

— Пустое! — отмахнулся Стефан Блуаский, теряя интерес к раненому. Давайте, давайте скорее пошевеливайтесь!

— А у нас говорят: «Поспешишь — людей насмешишь». Ну шо, джентльмены, готовим рот к широкому добродушному оскалу.

* * *

Фульк Анжуйский распахнул двери залы королевского дворца, приблизился к трону и, не доходя всего нескольких шагов, опустился на колено.

— Мой государь, он прибыл.

— Так что же мы медлим? — Людовик VI поглядел на смиренно ждущего у ступеней трона отца Сугерия. — Все уже готово?

— С самого утра, сын мой.

— Пусть он войдет. — Король Франции перевел глаза на анжуйца. — И пусть на всем пути следования стража салютует ему копьями.

— Мой государь. — Фульк Анжуйский склонил голову и, быстро поднявшись, с поклоном вышел.

— Этот день — особый день. Отметь его красным цветом в летописи своей.

— Так победоносно шествует воля Божья на земле, сын мой! — величаво кивая, произнес аббат Сен-Дени.

Приветственные крики и слитный перестук опускаемых на каменные плиты копий донеслись до Людовика еще со двора. Затем, предшествуя желанному гостю, волна людского восторга прокатилась по лестнице, по коридорам, и наконец он появился сам. Статный, широкоплечий, с отважным, хотя и не по-северному темным лицом викинга, одетый по-восточному пышно, будто и не христианский монарх, а некий заморский султан, король обеих Сицилий Роже д’Отвилль. Людовик встал и, опираясь на руку аббата Сугерия, спустился по ступеням, пройдя три шага навстречу долгожданному гостю.

— Я счастлив видеть тебя, мой дорогой родственник! — обратился к вошедшему король Франции. — Слава предшествует тебе, храбрый Роже Сицилийский! Она летит на крыльях, подобно ангелам небесным, опережая даже твое победоносное воинство!

— Я несказанно рад встрече, мой дорогой родственник! — склоняя голову, ответствовал пришедший.

Еще недавно предки государя Франции вряд ли посмотрели бы в сторону предков того, кого нынче было велено именовать чуть ли не братом.

— Я принес вам ключи от Руана. За мной следуют нормандские бароны, они пришли, дабы передать законному монарху всех земель, некогда принадлежавших Карлу Великому, сбитые замки от прочих нормандских крепостей.

— Это неоценимый дар, — принимая из рук д’Отвилля посеребренные массивные ключи от столицы Нормандии, провозгласил король Франции.

Он дал знак кравчему, и юный наследник Анжу незамедлительно поспешил к государю с наполненными кубками.

— Ты открыл мне ворота Нормандии, — торжественно объявил Людовик Толстый, — я же преподношу тебе ее корону, отринув права, захваченные низким коварством еще со времен богопротивного герцога Робера Диавола. Пусть же это вино скрепит наш союз до скончания времен.

Осушив кубок, король Роже величественно преклонил колено перед государем Франции на заботливо подложенную алую бархатную подушку с золотыми кистями и вложил свои руки в руки Людовика.

— Я твой человек, мой король, — склонив обнаженную голову с рассыпавшимися по плечам роскошными подвитыми кудрями, объявил сицилиец.

В тот же миг король поднял его с колена и, поцеловав в уста, объявил герцогом Нормандским. Трубы, повинуясь сигналу Фулька Анжуйского, взревели над Парижем, и народ на улицах криками ликования приветствовал счастливую весть об окончании многолетней войны.

Никого уже в этот миг не интересовало, что, вынужденный делами государства постоянно отсутствовать в своей новой вотчине, Роже д’Отвилль почти незаметно вернул корону Нормандии Людовику. Кого, в сущности, беспокоило, что король обеих Сицилий, не особо задерживаясь в зловонном Париже, спешит в благодатный солнечный Палермо с многими тысячами турских ливров, что в Фекане еще из последних сил держит оборону граф Рауль де Лоран, а в самом Орлеане вместо новоиспеченного герцога Роже сидит его двоюродный брат, королевский наместник Арман д’Отвилль?

Франция ликовала. Небо, несомненно, было на ее стороне.

* * *

Стефан Блуаский горячил коня.

— Быстрее, быстрее! Поторапливайтесь!