Лицо ее закройте

Смежив веки от зноя и шума, Феликс твердил сам себе, что Кэннингбери один из самых цивилизованных пригородов, с прекрасно поставленной обслугой, и не каждый согласится жить в тихом георгианском доме в Гринвиче, где с реки тянутся белые хвосты тумана и куда наведываются лишь самые верные друзья. Он повеселел, когда в светофоре загорелся другой свет, и они, следуя указаниям миссис Проктор, вскоре свернули налево от магистрали. Здесь двигались обратным потоком от торгового центра женщины с нагруженными сумками, теснились магазинчики женской одежды и парикмахерские с псевдофранцузскими названиями на вывесках, прибитых над окнами бывших жилых помещений. Через несколько минут они снова повернули на тихую улочку, где тянулись, пока хватало глаз, ряды стандартных домишек. Они были построены по одному проекту, но выглядели все по-разному, потому что перед каждым красовался не похожий на соседний палисадник. Все были ухоженные. Несколько хозяев обозначили свою индивидуальность, посадив араукарии чилийские, пристроив крошечных каменных гномов ловить рыбу из бассейна, соорудив искусственные гроты, но большинство удовлетворяло свое тщеславие буйством цвета и ароматов, посрамлявших скучную безликость коттеджей. Занавески свидетельствовали о продуманном, хотя часто и безвкусном выборе и стирках, их дополняли занавески из собранного в складку кружева или сетки, целомудренно задернутые от любопытных глаз пошлого мира. Уиндермиер-Крисчент выигрывала на фоне других улиц – она была спланирована по индивидуальному проекту, ее жители упорно держались за свою исключительность.

Так, значит, здесь был дом Салли Джапп, так плачевно закончившей свой бунт против его уклада. Машина подъехала к дому номер семнадцать, и миссис Проктор, прижав к груди свою бесформенную черную сумку, начала дергать дверцу.

– Позвольте мне, – сказала Дебора и перегнулась через нее, чтобы открыть дверцу.

Миссис Проктор выбралась из машины и рассыпалась в благодарностях, но Дебора ее пресекла:

– Право же, не стоит благодарности, мы очень рады подвезти вас. А нельзя ли попросить стакан воды? Глупо, конечно, я понимаю, но в такой зной за рулем жажда начинает мучить. Простой воды. Я всегда предпочитаю воду.

«Господи, ну зачем!» – подумал Феликс, следя, как обе женщины скрываются в Доме.

Интересно, что задумала Дебора, может, хоть не придется долго ждать. У миссис Проктор не было выхода – пришлось пригласить свою благодетельницу в дом. Не вынесешь же стакан воды к машине. Но Феликс-то был уверен, что это вторжение хозяйке не по душе. Она с беспокойством оглянулась на дорогу, перед тем как они вошли в дом, и он понял, что сейчас уже близок роковой час – миссис Проктор в ужасе, что машина не уедет до прихода мужа. Страх, который мучил ее на церковном дворе, вернулся снова. Он почувствовал, как на него накатила волна раздражения. К чему эти номера, как Деборе не стыдно терроризировать бедную женщину?!

Деборе были чужды столь тонкие переживания, и она без колебаний вошла в гостиную. Девочка-школьница занималась на пианино, готовила, видно, задание, но ее быстро выдворили из комнаты торопливым приказом: «Принеси стакан воды, дорогая», отданным наигранно-веселым тоном, каким часто родители разговаривают с детьми в присутствии посторонних. Девочка вышла с явной неохотой, одарив Дебору долгим, осторожным взглядом. Она была на удивление невзрачным ребенком и все же чем-то напоминала свою кузину. Миссис Проктор не представила ее – то ли разволновалась и забыла, то ли нарочно их не познакомила, чтобы дочка не знала, где побывала ее мамаша, размышляла Дебора. Если так, наверно, она придумает что-нибудь, объясняя ее приход, хотя, судя по всему, миссис Проктор не отличается изобретательностью.

Они сели в кресла с пышными, девственно чистыми подушками, на спинке каждого красовалась накидка, на которой были вышиты жесткие, выпуклые шток-розы. Это, безусловно, парадная комната, здесь только принимают гостей или музицируют. На пианино стояли две фотографии юных девочек в пачках, они неуклюже склонились в неестественном, угловатом поклоне, на лицах застыли улыбки, на головках – венки из искусственных роз. Одна из них – девочка, только что выбежавшая из комнаты. Другая – Салли. Странно, как даже в этом возрасте видно, что один и тот же цвет лица и волос, один и тот же костяк в одной проявили неповторимость, в другой – унылую простоту, ничего не обещающую в будущем. Миссис Проктор заметила ее взгляд. – Да, – сказала она, – мы ни в чем ей не отказывали. Ни в чем. И не делали никаких различий. Она занималась музыкой, так же как Берил, только у нее способностей не было. Но мы всегда к ним относились одинаково. Ужасно, что все так кончилось! А на этой фотографии – мы в день крестин Берил. Это я, мистер Проктор, девочка и Салли. Она тогда была такой миленькой, и куда все делось!