Лицо бездны

Князев Лев Лицо бездны

Лев Князев

ЛИЦО БЕЗДНЫ

Повесть

Партия сказала: "Надо".

(Излюбленное присловье времен

Развитого Социализма).

Бесконечно, неоглядно разлилась на все стороны света бесстрастная, но живая, пульсирующая масса Бездны. Напряженно дышит стихия, глядит в опрокинутую над ней Вечность, чутко прислушиваясь к доносящимся из пространства сигналам. Откуда-то издалека прилетел еле уловимый стон зарождающегося циклона - и на поверхности моря дрогнули, побежали к горизонту мелкие серые морщинки. Час, другой - и преобразовалось все вокруг. Поседел океан, низко стелются над волнами невесть откуда успевшие лиловые тучи. Шуршит, клокочет, рычит потревоженная Бездна, и одиноким, заброшенным кажется в центре ее неуклюжее судно-сцепка, состоящее из громадной, заваленной до верха баржи и упертого ей в корму буксира с высокой, вознесенной над штабелями рубкой.

Все сильнее раскачивают баржу набегающие валы, все круче и чаще размахи мачт, и уже затрещали от напора груза стальные стойки. Вот-вот не выдержит металл, рухнет, рассыплется караван, усеет море тысячами мертвых бревен.

Жутковато молодому штурману в рулевой рубке. Куда ни глянет - стеной поднялась пенная вода. Пока было светло, еще угадывались небо и горизонт, а сошла тьма - и сузился круг существования до выхваченных лучом прожектора мокрых стоек и костров беспорядочно, кое-как наваленного леса. Известно штурману, что заваливали баржу в спешке: указание было - выйти в море досрочно, чтобы засчитали, отрапортовали туда, наверх, неким указующим инстанциям: есть план!

Не подготовили как надо и грузы на причалах, оттого кидали сначала легкий лес, а сверху тяжелые породы, хотя каждый знал: нельзя! Протестовал капитан, отказывался, сказали: "На-до"! Он предъявил только что полученное штормовое предупреждение, ему в ответ "фулл спид эхед" (Полный вперед! (Англ.)). (не лыком шиты!). Склонил голову моряк - подчинился. Имеет право и отказаться, только не видать тогда загранки и валюты, а кому оно хочется - плавать впустую. Вот так и двинулись, а теперь стихия предъявляет свой счет. С ней не договоришься! Навалилась густеющим штормом, бросает, играется с судном, выставляет смертный оскал. Передернул плечами штурман, оглянулся - и встретил отрешенный взгляд рулевого матроса. Придал голосу строгость.

- На румбе?

- Сто восемь.

- Не рыскать! - штурман потянулся к телефону, набрал номер. - Алло, машина?

- Третий механик Ковалев у телефона, - откликнулся юношеский бас.

- Привет, Макс, как у тебя?

- Бросает, старик, а что наверху?

- Держись, брат, и думай о Виктории.

- А ты - о Машеньке, и смотри за посудой, страдалец...

Улыбаясь, штурман клацнул в гнездо трубку и обратил взгляд к каравану. Боже, не до шуток, кладет сцепку, как ваньку-встаньку. Эх, Маша, знала б ты, как нам приходится! Далеко понеслись мысли штурмана. Не ведая преград, легко пронзая пространство, промчались над взбесившимся океаном, прибрежными скалами, долинами и хребтами, к родному городу и дому. Там, в памятной до каждого уголка, до пятнышка на обоях квартире живет молодая женщина с мягкими, прохладными ладонями и любящим, всепонимающим взглядом. И еще девочка, крохотулька, которую так славно взять после долгой разлуки, поднять над собой, прижаться к ее ангельски гладкой щечке. "Сколей плиезжай, пaпyлик!" Господи, спаси и сохрани моряка! Никогда не молился, отучен подлой Системой, но верю, хочу верить, только пронеси, боже, эту беду.

Вцепился в штурвал рулевой, не отрывая тревожного взгляда от ходящей туда-сюда картушки компаса. Почти четверть земной окружности разделяет его от дома, но легко достигают импульсы его любящего сердца. Оказаться бы теперь в далеком городке средней России, полюбоваться куполами соборов, пройти по арке моста, перекинутого через глубокую быструю речку и остановиться наконец, сдерживая частое дыхание перед дряхлым домиком с давно некрашенными ставнями. Помнит ли, ждет ли - его самая красивая в мире девчонка?

В нескольких метрах внизу, под рубкой, в машинном отделении буксира, высвеченном холодным, всепроникающим сияньем бесчисленных лампочек, в мерном, согласованном рокоте, жужжании, клацаньи, шипеньи, чириканьи множества механизмов и систем с тревожной сосредоточенностью несет вахту жилистый парень. Сухощавое лицо, голубые глаза, к потному лбу прилипли колечки русой шевелюры. Угадал штурман насчет направления мыслей механика: именно о ней, о Виктории, думал тогда и теперь третий механик Максим Ковалев, наблюдая работу хитрых кинематических схем и многочисленных приборов.

Поздний час на этом меридиане Планеты. Отдыхает в своих ячейках в каютах два десятка мыслящих существ, населяющих и обслуживающих сцепку-систему. Посреди холодного пространства тяжко и опасно раскачивается стальная коробка и летят от нее в дальние дали непрерывные сигналы, импульсы, недоступные измерению самыми совершенными приборами.