— Не имеет значения! Понимает ли он, для чего существует полицейский департамент? Мы могли бы сказать, кто подложил бомбу, едва взглянув на нее. У нас есть досье на всех М. О.
— М. О.
— Модус операнди. Так мы называем людей, действующих по определенной схеме. Если они что-то однажды совершают, то есть все основания предполагать, что и в дальнейшем будут поступать так же. Неужто вы и сами не догадывались?
— Нет, — промолвил Джад, задумавшись. И Моуди, несомненно, знал это. Была ли у него причина не показывать бомбу Макгриви?
— Доктор Стивенс, как вы познакомились с Моуди?
— Нашел его телефон в справочнике. — Объяснение прозвучало по-идиотски.
Анжели сглотнул:
— Хм-м. Так вы и впрямь ни черта не знаете о нем!
— Полагаю, ему можно доверять. А в чем дело?
— Вот сейчас-то, по моему глубокому убеждению, вам не следует доверять никому.
— Но Моуди не причастен к этому делу. Я наобум выбрал его фамилию в телефонном справочнике.
— Наплевать, как вы выбрали. Моуди говорит, что поставил капкан на преследователя и захлопнет его, когда тронут наживку. Полиция же по поводу этой самодеятельности в полном неведении. Потом показывает бомбу в машине, которую мог подложить сам, и втирается к вам в доверие, так?
— Не исключено, — сказал Джад. — Но…
— Может быть, ваш приятель Моуди — честный человек, а может, предатель. Я требую, чтобы вы вели себя правильно, пока мы не разберемся.
Моуди — против него? Трудно поверить. Но ведь и у него самого были некоторые сомнения.
— Что, по-вашему, я должен делать?
— Как насчет того, чтобы уехать из города? Только по-настоящему.
— Я не могу оставить пациентов.
— Доктор Стивенс…
— Кроме того, — добавил Джад, — это ничего не изменит. Я даже не знаю, от кого бежать. А когда приеду обратно, все вернется на круги своя.
— Резонно. — Анжели дышал натужно. — Как вы думаете, когда Моуди прорежется опять?
— Понятия не имею. Кажется, он знает, кто за всем этим стоит.
— А вам не приходило в голову, что тот, кто за этим стоит, может заплатить Моуди больше, чем вы? — В голосе Анжели звучала тревога. — Если он попросит вас о встрече, позвоните мне. Я просижу дома еще день или два. Можете поступать как хотите, доктор, только не встречайтесь с ним наедине!
— Вы делаете из мухи слона, — возразил Джад. — И только потому, что он вынул бомбу из моей машины…
— Не только, — вставил Анжели. — Боюсь, вы выбрали не того человека.
— Если он объявится, я вам позвоню, — пообещал Джад.
Его терзали сомнения. Уж не перебарщивает ли Анжели в своих подозрениях? Моуди, конечно, мог солгать о бомбе, чтобы усыпить его бдительность. А потом — все очень просто. Позвонит Джаду и, сказав, что есть важные сведения, назначит встречу где-нибудь в пустынном месте… Джада передернуло. Неужели он так ошибся в Моуди? Вспомнил о первых впечатлениях: никчемный и недалекий человек. Хотя вскоре под простоватой внешностью обнаружился быстрый и острый ум. Но разве это позволяет доверяться человеку?..
Послышался шорох в приемной, и он взглянул на часы. Анна! Быстро спрятал пленки и открыл дверь. На Анне был модного покроя темно-синий костюм и маленькая шляпка, обрамлявшая лицо. Погруженная в свои мысли, она ничего не заметила. Джад смотрел и смотрел на нее, упиваясь красотой и пытаясь найти хоть какой-нибудь изъян, дабы убедиться, что она не для него, что однажды он встретит женщину более подходящую. Лиса и виноград. Не Фрейд — отец психиатрии, а Эзоп.
— Здравствуйте, — сказал он.
Вздрогнув, она подняла глаза и улыбнулась.
— Здравствуйте.
— Входите, миссис Блейк.
Она прошла в кабинет, слегка задев его упругим бедром. Обернулась и распахнула свои необыкновенные фиолетовые глаза.
— Нашли того водителя? — Во взгляде читалось участие, беспокойство и неподдельный интерес.
Опять на него накатило безумное желание рассказать ей все. В лучшем случае таким дешевым трюком он вызвал бы сочувствие, а худшем — подставил бы и ее под удар.
— Нет еще.
— У вас усталый вид. Разве так уж необходимо сразу приступать к работе?
О боже! Как невыносимо проявление сострадания. Только не теперь, только не с ее стороны!
— Я себя прекрасно чувствую. В бюро услуг до вас не дозвонились.
По лицу Анны промелькнула тень. Испугалась, что помешала? Она — и помешала!
— Простите, ради Бога. Я, пожалуй, пойду…
— Нет-нет, не уходите, — скороговоркой произнес Джад. — Я рад, что вы пришли. — Это ведь последняя их встреча, подумал он и спросил:
— Как вы себя чувствуете?
Она помолчала, хотела что-то рассказать и коротко ответила:
— Немножко не по себе.
Анна как-то странно посмотрела на него, будто затронула слабую, давно умолкшую струнку в душе, о существовании которой он почти забыл. Во взгляде была теплота, страстное физическое желание. И вдруг он понял, что заблуждается — приписывает ей свои эмоции. Обманулся как желторотый студент на факультете психиатрии.
— Когда вы уезжаете в Европу? — еле вымолвил он.
— В первый день Рождества, утром.
— Только вы и муж?
Джад почувствовал себя невнятно лепечущим идиотом, не знающим, как убить время в воскресный день.
— По какому маршруту?
— Стокгольм, Париж, Лондон, Рим.