Кэрол крупно «повезло» — опять председательствовал судья Мэрфи. Всего две недели назад он смилостивился и отпустил ее с испытательным сроком. Так сказать, за первое нарушение. Тогда эти ублюдки впервые ее сцапали. И уж теперь она отдавала себе отчет: судья будет строго следовать букве закона.
Заканчивали слушание очередного дела. Высокий спокойный человек, стоящий перед судьей, что-то говорил о своем подопечном, трясущемся толстяке в наручниках. Должно быть, адвокат, подумала она, глядя на говорившего. Такому красавчику легко довериться, толстяку повезло, можно позавидовать. А у нее никого нет.
Судья Мэрфи посмотрел на Кэрол, затем в лежащее перед ним досье.
Кэрол Робертс. Приставала на улице к мужчинам… Бродяжничество, наличие марихуаны, сопротивление при аресте…
Последнее — настоящая туфта. Полицейский пихнул ее, а она врезала ногой ему по придаткам. В конце-то концов, американская она гражданка или нет?!
— Ты ведь была здесь несколько недель назад, Кэрол?
Она решила уклониться от прямого ответа:
— Кажется, ваша честь.
— И я дал тебе испытательный срок.
— Да, сэр.
— Сколько тебе лет?
Она знала, что это спросят.
— Шестнадцать. Сегодня у меня день рождения. Поздравляю себя с днем рождения!.. — И расплакалась. Горькие рыдания сотрясали тело.
Высокий спокойный человек стоял сбоку, около стола, собирал бумаги и складывал в кожаный кейс. Услышав рыдания, он поднял глаза и остановил взгляд на Кэрол. Потом перекинулся с судьей Мэрфи несколькими словами.
Тот объявил перерыв, и они оба прошли в кабинет. Через пятнадцать минут судебный исполнитель препроводил туда же Кэрол. Спокойный человек что-то серьезно обсуждал с судьей.
— Тебе везет, Кэрол, — сказал Мэрфи. — Получаешь еще один шанс. Суд отдает тебя под личную опеку доктора Стивенса.
Так он лекарь! Да хоть бы Джек-Потрошитель! Лишь бы поскорее убраться из вонючего присутствия, пока не разнюхали, что она наврала о дне рождения.
Доктор повез ее к себе, по пути болтая о всякой ерунде, на которую не нужно отвечать, — давал возможность прийти в себя. Он остановил машину перед шикарным домом на 71-й улице, около Ист-Ривер. И по тому, как швейцар и лифтер не моргнув глазом поздоровались с ним, можно было подумать, что он всякий раз среди ночи возвращается с шестнадцатилетней «ночной бабочкой».
Кэрол никогда в жизни не бывала в такой квартире. В передней — телевизор, на экране которого можно было видеть вестибюль дома. Роскошная гостиная в белых тонах с двумя тахтами, обитыми светло-кремовым твидом. Между ними — кофейный стол со столешницей из толстого стекла. На стенах — полотна современной живописи. В углу бар из дымчатого стекла: полки уставлены хрустальными бокалами и графинами. Выглянув в окно, Кэрол увидела далеко внизу крошечные пароходики, плывущие по Ист-Ривер.
— После судебных заседаний страшно хочется есть, — сказал доктор. — Сейчас сооружу ужин в честь дня рождения.
Он повел ее в кухню, где быстро и искусно сервировал стол: мексиканский омлет, жареный картофель соломкой, хрустящая сдоба, салат и кофе.
— Одно из преимуществ холостяцкой жизни. Могу сготовить, когда захочется.
Ага, он холостяк. Если правильно себя повести, можно здорово поживиться.
Когда Кэрол покончила с пищей, он отвел ее в спальню для гостей — небольшую комнату, выдержанную в голубых тонах, главное место в которой занимала огромная двуспальная кровать. Рядом стоял низкий испанский туалетный стол со светильниками из желтого металла.
— Спать будешь здесь, — сказал он. — Сейчас принесу пижаму.
Кэрол оглядывала со вкусом обставленную комнату и думала: «Ну, деточка, скидывай штанишки. С сопливой черной шлюхой желают поразвлечься».
Полчаса она мылась под душем. А когда вышла из ванной, обернув блестящее тело полотенцем, пижама уже лежала на кровати. Кэрол понимающе ухмыльнулась, но не притронулась к ней. Сбросила полотенце и медленно пошла в гостиную. Этого озабоченного недоумка там не было. Заглянула в дверь небольшого кабинета. Он сидел за массивным столом, освещенным старомодной лампой. Стены от пола до потолка были заставлены книгами. Кэрол подошла сзади и поцеловала его в шею.
— Пойдем, малыш, — прошептала она. — Я так тебя хочу, нет сил терпеть. — И прижалась к нему. — Чего мы ждем, кукурузина? Если ты не трахнешь меня немедленно, я рехнусь своим малым умишком.
Какое-то время доктор разглядывал ее задумчивыми темно-серыми глазами.
— Тебе мало неприятностей? — спросил он мягко. — Ты чувствуешь себя цветной, и тут ничего не поделаешь, но кто тебе сказал, что обязательно быть пропащей, курящей марихуану шестнадцатилетней потаскухой?
Сбитая с толку, Кэрол уставилась на него, не понимая, чем не угодила. Может, для возбуждения ему нужно сначала помордовать ее? А может, он как преподобный поп Дэвидсон? Сначала помолится над черными прелестями, наставляя на путь истинный, а потом трахнет? Попытаемся еще раз. Она сунула руку ему между ног и стала гладить, шепча:
— Ну давай, малыш. Поддай мне жару.