Лицензия на грабеж

Едва мы вошли в офис, как навстречу нам вышел Рудаков. Саша был высоким и крупным мужчиной. Широкая кость, такие же плечи, цепкий, упрямый взгляд. Он был немного полноват и казался чуть старше своих сорока. Сегодня Рудаков был в дорогом темно-синем костюме. На руке часы стоимостью не менее десяти тысяч долларов. А на шее галстук, стоивший не менее трех сотен. Рубашка с запонками. На ногах черные ботинки известной английской фирмы. От него ощущался легкий аромат дорогого мужского парфюма. «Кензо?» — невольно задался я вопросом, но уточнять не стал. Я был удивлен. В голове промелькнула мысль — «откуда такая дорогая экипировка?»

— Привет, еще раз, — улыбнулся я напарнику и другу, подавая ему для пожатия свою длань. — Это Эдуард, — кивнув на Кушнира, представил я своего спутника Саше.

— Александр, — широко улыбнувшись, протянул Рудаков свою широченную лапу Эдуарду, который опасливо пожал ее своей узкой ладошкой. Контраст был налицо. Худой и низкорослый Кушнир почти на голову был ниже своего нового знакомого, а в плечах был уже его в два раза.

Когда мы сняли верхнюю одежду и повесили ее на вешалку, я устроил Эдуарду короткую ознакомительную экскурсию по офису, после чего мы оказались в моем рабочем кабинете. Я расположился на своем месте, за столом у компьютера. Саша и Эдуард устроились за приставным столиком друг напротив друга.

Начали мы с того, что обсудили вопрос принятия Кушнира в адвокатское бюро в качестве нового партнера. Рудаков был не против. Он с интересом разглядывал нового товарища и задал ему несколько вопросов, ответы на которые его вполне удовлетворили. Решение было принято. Это означало, что теперь Эдуард полноправный член нашей маленькой команды.

Когда официальная часть была закончена, я вскипятил в чайнике воду и разлил кипяток по чашкам. Эдуард попросил заварить ему зеленого чаю, а Саша — черного. Сам я предпочел растворимый кофе со сгущенным молоком. Я достал и разложил на столе печенье, зефир и вафли.

Отхлебнув из своей чашки, я посмотрел на Рудакова, который сняв галстук, стягивал с себя пиджак.

— Саш, я бы хотел привлечь тебя к расследованию убийства моего подзащитного, Валеры Ставинского. Я тебе о нем рассказывал, — сказал я. — Но, поскольку ты болел, я вынужден был попросить Эдуарда взяться за защиту некого Олега Ломакина. Это нотариус, в квартире которого следствие обнаружило куртку и перчатки с места убийства.

— Нотариус? — удивился Рудаков. — Ты хочешь сказать, что московским нотариусам уже не хватает на хлеб, что они становятся киллерами?

— Мы с Эдуардом тоже сомневаемся, что он настоящий убийца.

— Но ты же сам только что сказал, что у него в квартире были обнаружены куртка и перчатки, с места преступления, — снова удивился Рудаков.

— И не только. У настоящего киллера была точно такая же походка, как у Ломакина, страдающего облитерирующим эндартериитом, — еле выговорил я последние два слова. — Подпрыгивающая.

Саша молчал, ожидая продолжения. Казалось, он был удивлен и заинтригован одновременно.

— И, несмотря на это, — продолжал я, — мы с Эдуардом склонны полагать, что настоящий убийца не он.

— А кто же? — с интересом спросил Саша.

— Этого мы пока не знаем. Но уверен, что обязательно узнаем. Дело в том, что, как я тебе уже говорил, покушение на Ставинского произошло около половины одиннадцатого в понедельник. Преступник расстрелял его в упор и сбросил пистолет на месте происшествия. Спустя некоторое время машину, на которой был киллер, обнаружили у станции метро «Войковская». А накануне убийства нотариус Ломакин обнаружил, что у него пропал паспорт. Однако этому, со слов Ломакина, предшествовали очень интересные события. — Я перевел взгляд на Кушнира:

— Эдуард, расскажи.

— В пятницу, двадцать второго января, в офис к Ломакину пришел его знакомый по фамилии Устинов для того, чтобы выписать доверенность своему риэлтору на проведение сделки с квартирой, — начал свое повествование наш новый партнер. — После оформления этой доверенности Устинов предложил Ломакину отметить их встречу в ресторане. Тот согласился. Они хорошо выпили, после чего Устинов предложил товарищу поехать в баню и взять девочек. Тот снова был не против. В бане они напились и занимались непотребством. Последнее, что он помнит, было то, как он рассчитывался с банщицей. Как очутился дома он вспомнить не смог. Говорит, что проснулся в своей кровати. То, что у него пропал паспорт, понял только в воскресенье вечером, когда ему на мобильный позвонила проститутка и предложила его вернуть. Но не за деньги. Она хотела, чтобы Ломакин в понедельник к десяти часам утра приехал по указанному ею адресу на улицу Беломорскую, и оформил завещание ее умирающей бабушки.

— И что было дальше, — с блеском в глазах оживился Саша.

— А дальше, со слов Ломакина, — продолжил вместо Эдуарда я, — в оговоренное время он приехал на квартиру по улице Беломорской, но ему никто дверь не открыл. Он набрал проститутке, она сказала, что вот-вот подъедет. Водила некоторое время его за нос, а потом отключила телефон. В половине двенадцатого он уехал оттуда в свой офис.