Лицензия на грабеж

В дверь кабинета постучались. На пороге стояла Люция, его помощница, длинноногая красавица-татарка. Высокая, волосы черные, длинные, ясные глубокие глаза, чувственные губы и фигура на загляденье.

— Олег Александрович, — волнующе промурлыкала девушка, — к вам пришел адвокат Кравчук. Говорит, что по очень важному делу.

— Как будто ко мне все приходят лясы поточить, — не глядя на нее, раздраженно буркнул Ломакин. — Ладно, пригласи его, — смилостивился нотариус. — А, впрочем, подожди, не приглашай. Пусть подождет минут десять, мне срочно нужно к Лидии Ароновне заскочить.

Офис у Ломакина почти триста квадратных метров, а кабинет расположен в дальнем углу. Для того, чтобы попасть на половину Европейского юридического бюро нужно было пройти через свои владения и разделяющий офисы нотариальной и юридической контор холл, где, несмотря на то, что его люди работали как пчелы, в ожидании приема толпилось довольно много посетителей.

— Это нотариус? — кивнув на фигуру удаляющегося мужчины в дорогом костюме, уточнил я, сидя в холле, у одной из стажерок, приглашавшей очередного посетителя,

— Да, это наш Олег Александрович, — не без гордости подтвердила девчушка, которой на вид было не больше восемнадцати лет.

Через несколько минут Ломакин вернулся и спросил, есть ли среди присутствующих адвокат, который его ожидает. Мы прошли в его кабинет. Нотариус, показав рукой мне на кресло напротив него, занял свое и с интересом посмотрел на меня.

— Моя фамилия Кравчук, — представился я.

Несмотря на шикарную обстановку кабинета и холеного, смотревшего на меня свысока Ломакина, я не испытывал неловкости, которую обычно чувствуют простые люди, попавшие на прием к столь значимому человеку.

— Я пришел к вам вот по какому делу, — начал я. — Мой подзащитный, Валерий Ставинский, обвиняется в нарушении авторских прав корпорации Гиперсофт и еще трех компаний.

Я открыл свой портфель, вынул оттуда четыре копии доверенностей, выданных Европейскому юридическому бюро от корпораций на право представительства их интересов и еще четыре уже от имени Европейского юридического бюро Карине Блинцовой, и положил их перед Ломакиным.

— Эти доверенности были заверены вами. Я тут провел небольшое расследование и выяснил, что люди, выдававшие эти доверенности в Соединенных Штатах, никакого отношения к корпорациям не имеют, — внимательно посмотрел я на собеседника. И с нажимом повторил: — Ровным счетом никакого.

Ломакин растерянно, словно ища точку опоры, мазнул по мне взглядом, медленно сглотнул, опустил голову, и, стараясь не выдать своего волнения, спросил:

— И что вы хотите от меня?

— Ничего, — пожал я плечами. — Вы знаете такую Ирину Сотникову?

— Вы имеете ввиду нашего, — он осекся, — в смысле, переводчика Европейского юридического бюро?

— Да, — подтвердил я, внимательно глядя на собеседника.

— Знаю. И что?

— А то, что ею был неправильно переведен текст доверенностей, выданных нотариусом в США.

— И в чем же неправильно? — заинтересованно, но с беспокойством во взгляде уточнил Ломакин.

— А вот, полюбуйтесь. — я достал еще один листок бумаги и предложил:

— Давайте сверим. Я буду читать перевод, который мне сделали в другом бюро переводов, а вы будете смотреть в текст любой их этих доверенностей.

— Давайте, — неуверенно пожал плечами хозяин кабинета.

Из доверенности от имени корпорации Гиперсофт, представленной в материалы уголовного дела, следовало, что иностранный нотариус удостоверил подлинность подписи господина Сэмюэля О*Донелла, подписавшегося как Старший управляющий и Старший юрисконсульт по Европе, Ближнему Востоку и Азии, занимающий должность юридического представителя Гиперсофт Инк. в Сан-Рафаэле/Калифорния-США.

А из перевода той же доверенности, сделанного независимым переводчиком, усматривалось, что подпись, проставленная на доверенности, является подлинной подписью господина Сэмюэля О*Донелла, утверждавшего без предоставления нотариусу соответствующих документов, что он является Старшим управляющим, Старшим юрисконсультом и законным представителем Гиперсофт Инк. в Сан-Рафаэле/Калифорния-США.

— Ну что, разницу почувствовали? — вопросительно вскинув брови, спросил я, глядя на побледневшего собеседника.

— Почувствовал. — По его лицу можно было понять, что Ломакин лихорадочно соображает, как ему повести себя в этой непростой ситуации. — Даже если вы правы и перевод работником Европейского юридического бюро выполнен не совсем корректно, мне вы претензии все равно предъявить не сможете.

— Почему же? — напрягся я.

— А потому, что в соответствии с Гаагской Конвенцией, документы, на которых проставлен апостиль, нотариус заверяет без какой-либо дополнительной проверки. Это же касается и любых доверенностей. Если мне представлена иностранная доверенность, на которой стоит апостиль, я в соответствии с нашим законодательством обязан выдать на ее основании российскую доверенность и, опять же, без дополнительной проверки.

Похоже, первый шок у Ломакина прошел, и он смог не только справиться с волнением, но и обрести прежнюю уверенность в себе.