Лицейская жизнь Пушкина (сборник статей)

Пушкин трогательно прощался с товарищами юных лет. В послании к Кюхельбекеру он дает обещание верности:

Святому братству верен я!

И в самом деле, всю жизнь поэт добром поминал лицейскую годовщину. В пьесе «19 октября» 1825 года он поминает не только товарищей, но и лицейских учителей:

Наставникам, хранившим юность нашу,
Всем честию, и мертвым и живым,
К устам подъяв признательную чашу,
Не помня зла, за благо воздадим…

Итак, юность кончилась. На случайно уцелевшем клочке автобиографических записок Пушкина имеются следующие строки: «Вышед из Лицея, я почти тотчас уехал в псковскую деревню моей матери. Помню, как обрадовался сельской жизни, русской бане, клубнике и проч., но все это нравилось мне недолго. Я любил и доныне люблю шум и толпу…»

Борис Томашевский Пушкин в лицее

Можно заключить, что действительной колыбелью юной поэзии Пушкина был Лицей. Об этом неоднократно говорил Пушкин в своих стихах и это, по-видимому, не поэтический вымысел, а исторический факт. Именно Лицей в какой-то мере стимулировал литературные занятия Пушкина.

Самая поездка в Петербург для поступления во вновь открывшееся учебное заведение была сопряжена для Пушкина с литературными впечатлениями, оставившими свой след на ближайшие годы.

1811 г. ознаменован перепалкой между двумя литературными лагерями — шишковистами и карамзинистами. В апреле Василий Львович Пушкин написал поэму «Опасный сосед». Тогда же А. А. Шаховской решил предать гласности первую песню поэмы «Расхищенные шубы», писанную еще в 1807 г. Впервые читалась она в «Беседе» 5 мая, и слухи об этом, вероятно, доходили до Москвы.

Но то были лишь отголоски сражения гораздо более серьезного. В конце 1810 г. в «Цветнике» (ч. 8, № 12) появилось послание В. Л. Пушкина Жуковскому; в нем автор жестоко нападал на Шишкова. Тот ответил на это послание, процитировав его (в затушеванной форме) в примечании к «Присовокуплению» к «Рассуждению о красноречии священного писания», вышедшему в свет в начале 1811 г. в издании Российской Академии. Там Шишков писал: «Сии судьи и стихотворцы… в посланиях своих взывают к Вергилиям, Гомерам, Софоклам, Еврипидам, Горациям, Ювеналам, Саллустиям, Фукидидам, затвердя одни только имена их и, что всего удивительнее, научась благочестию в Кандиде и благонравию и знаниям в парижских переулках, с поврежденным сердцем и помраченным умом вопиют против невежества и, обращаясь к теням великих людей, толкуют о науках и просвещении!» (с. 106).

Василий Львович устремился в Петербург, чтобы напечатать свой ответ Шишкову. Именно в таком настроении он был, отправляясь с племянником из Москвы. Зная характер Василия Львовича, мы можем представить себе, что племянник был вполне в курсе всех интересов своего дядюшки и, конечно, всецело сочувствовал тому лагерю, знамя которого гордо поднял Василий Львович.

В программе автобиографии Пушкина мы читаем под 1811 г.: «Дядя Василий Львович. — Дмитриев. Дашков. Блудов». Далее следует упоминание «Ан. Ник.». Это несомненно — Анна Николаевна Ворожейкина, спутница жизни Василия Львовича, в 1811 г. прибывшая в Петербург вместе с ним. Следовательно, данная запись говорит о пребывании Пушкина в Петербурге до поступления в Лицей, когда он жил вместе с дядей на Мойке. Имена Дмитриева, Дашкова, Блудова связываются с полемикой В. Л. Пушкина против Шишкова. По-видимому, союзники обсуждали ближайшие свои выступления. Книжка Дашкова против Шишкова («О легчайшем способе отвечать на критики») появилась почти одновременно с брошюрой В. Л. Пушкина, ради которой тот и прибыл в Петербург, заодно совместив свою поездку с препровождением племянника на вступительный экзамен. Обсуждения должны были носить шумный и страстный характер. Александр был невольным свидетелем этих встреч, волнений, возмущений. Брошюра, содержавшая два послания (Жуковскому и Дашкову) с предисловием, вышла в свет к началу 1812 г.

По-видимому, племянник относился к своему дяде с полным уважением. Авторитету дяди содействовало то, что он выступал в почетной роли защитника целой школы, в рядах которой числился в первую очередь Карамзин. Василий Львович принял на себя самый чувствительный удар противника и блистательно отразил его. По свидетельству отца поэта, «внимал он чтению басен и других стихотворений Дмитриева и родного дяди своего Василия Львовича Пушкина, затвердил некоторые наизусть и радовал тем почтенного родственника, который советовал ему заниматься чтением наших поэтов, приятным для ума и сердца». Ироническое отношение к дяде появилось у Пушкина позднее, едва ли не одновременно с таким же отношением к Дмитриеву, и отчасти вызвано подобным отношением к нему арзамасцев. Без всякой иронии Пушкин писал: