– Даночка, я, конечно, в заключении написал, как положено… но, дорогуша, меня сомнения мучают. До сонной артерии не так просто добраться. Анатомию ты хорошо знаешь, не спорю. Но укус уж больно мощный. Это точно ты сделала?
Мы в комнате отдыха сидим. Оглядываюсь вокруг. На полках на противоположной стене кроме прочего стоит стакан с карандашами. Встаю, выбираю один, протягиваю шефу.
– Семён Григорич, можете перекусить?
– Что ты, дорогая моя! – машет руками, – я ж не собака Баскервилей.
А я собака, значит? Зажимаю карандаш в зубах, вонзаюсь в него, усиливаю натиск, деревяшка протестующе потрескивает. Протягиваю шефу результат, тот с уважением изучает.
– Могла бы и раскусить, но боюсь щепками пораниться, – да, могла бы. Шеф рассматривает глубокие следы на деревянном стержне. Там немножко осталось, почти до графита зубы дошли.
– Ну, и прикус у тебя, дорогуша…
Вот сижу рядышком с папочкой и думаю. Соверши подвиг, а потом ещё оправдывайся за него. Объясняйся. Ещё своим одноклассникам надо что-то сказать. А то не скажешь, борись потом со стихийным мифотворчеством.
Полковник молодец, долгими речами подчинённых не мучает, благословляет и провожает кого на боевую вахту, кого на заслуженный выходной. Нас с папахеном провожает до самого выхода, только в холле от нас отстаёт.
– Несколько назойлив этот полковник, – замечает папочка уже в автомобиле.
– Зря ты так, папочка, – накидываю ремень безопасности, – очень предусмотрительно с его стороны. Он показал своё расположение к нам на глазах подчинённых. Теперь патрульные в нашем районе будут нам честь отдавать, а кабинеты в управлении станем ногой открывать.
Перед тем, как поехать, папахен награждает меня долгим взглядом. Тут же состраиваю невинную моську.
– Поехали, чего стоишь? – мои распахнутые глаза полностью его в чём-то убеждают. Не знаю, в чём.
– Я всё думаю, – негромко рассуждает папочка, набирая скорость на проспекте, – повезёт твоему будущему мужу или ты станешь для него адовой ловушкой?
– Папочка, ты какой-то странный? Вот скажи, тебе со мной повезло?
– Пожалуй, да, – улыбка наползает на его лицо.
– А Прохорову и Махотину?
– Всё-всё… – на миг папахен отрывает руки от руля, показывая, что сдаётся.
Ещё меня беспокоит какое-то остаточное впечатление после этой истории. Тоже понять не могу. Это от Даны исходит, но толку от неё не добиться. Почти испарилась, вернее, впиталась в меня. Вот и появляются странные реакции. Катрина-то относилась к сексу утилитарно и хладнокровно. Исключение – патриарх, но ведь это патриарх.
28 июля, воскресенье, время 09:55
Сокольнический РУВД, кабинет начальника.
– Всё точно, господин генерал, – полковник сидел, но не просто сидел, а сидел по стойке «смирно».
– Вчера утром получили сравнительный анализ биоматериалов погибших Прохорова и Махотина с изъятыми из трупа Воробьёвой. Полное совпадение. Это они её насиловали. Вероятность? 99,8%, господин генерал. Да, господин генерал, оба отметились.
– Изучили фотографии с фотоплёнок, обнаруженных в доме Прохоровых, в мастерской Алексея Прохорова. Девушка, что на фотографии надёжно опознана, как Дроздова Инга, погибшая этой зимой. Раневой канал в её теле точно соответствует ножу, найденному в особняке в посёлке Озёрный рядом с телом Алексея Прохорова.
– Так точно, господин генерал, прямых улик достаточно. В машине Прохорова обнаружен хлороформ, кантаридин… это, господин генерал, возбудитель. Да, фармакологический афродизиак. Раневые каналы целого ряда жертв девушек, погибших в течение последнего года, соответствуют ножу Прохорова. Да, тот самый, который Молчанова воткнула в Махотина. Эксперты говорят, что микрочастицы металла в ранах точно соответствуют сплаву, из которого изготовлен нож. Всё сходится, господин генерал.
Полковник выслушивает последние рокочущие слова из трубки и вдруг подскакивает со стула.
– Служу Отечеству, господин генерал! – и осторожно кладёт трубку.
28 июля, воскресенье, время 14:10
Квартира Молчановых.
Повалявшись после обеда, берусь за самое важное, можно сказать, священное дело. Самосовершенствование. Похищение, затем собирание себя в кучу, на пару дней после принудительного визита в посёлок Озёрный я забросила ежедневные тренировки.
Где моя сбруя? Чувствую, что если совсем всё отменю, ещё долго по инерции и в силу возраста буду оставаться стройной, гибкой и красивой. Но вторая производная рано или поздно скажет своё слово, и плато моей красоты сначала плавно, а потом всё круче, пойдёт вниз. Э, нет! Такого не будет!