— Скорее всего, не уволят, — кто-то мне не верит. Ну-ну.
— Представьте, что произойдёт, если все мы одновременно подадим заявление об уходе и прекратим ходить на занятия, скажем сразу по окончании первой четверти или хотя бы первого месяца занятий.
Даю паузу на размышление и работу воображения. Я знаю чуточку больше, чем они. Староста моего класса в 286-ой школе Алёнка — моя подружка. Кое-что рассказывала, так что об учительской кухне имею представление. Пока мальчишки только переглядываются. Подтянулся ещё один парнишка, которого строго оглядывает стоящий неподалёку охранник Вики. Ему шепотом на ушко что-то объясняет сосед.
— Как вы думаете, будут ли получать зарплату учителя, ведущие уроки на нашем факультете? — слово «факультет» чисто разговорное, официально его не используют. На мой вопрос народ оживляется. Начинает доходить, что наш удар действительно станет болезненным для учителей.
— Теперь вы, математики, скажите мне. Во сколько раз сократится зарплата учителя, который будет вести уроки в одном классе вместо двух?
— Всё сложнее, Дана, — вступает один из стоящих, паренёк с умными спокойными глазами, — К примеру, наша англичанка ведёт уроки по всему Лицею.
— Я упрощаю ради понимания, — киваю, — Суммарно нагрузка учителей сократится на 34 часа в неделю. Кто-то немного потеряет, кто-то существенно. Как вы думаете, они начнут задавать неприятные вопросы директору?
Заухмылялись.
— Как вы думаете, узнает управа просвещения о происходящем?
— Нас напрямую министерство курирует, — тут же сообщают мне, и я подпрыгиваю от восторга, — Так это в сто раз лучше! Наша акция тут же превращается во всероссийскую сенсацию. И что скажет публика?
— От публики достанется на орехи всем, и нам тоже, — отвечает кто-то.
— Да, — не собираюсь спорить по мелочам, — Но кто главный виновник? А тот, кто главный. Директор. Решат, что мы виновны? Пусть. Мы — дети, поэтому виноват всё равно будет он. Не справился со своими обязанностями.
— Что произойдёт, если мы продержимся хотя бы пару недель и всё-таки вернёмся? По любой причине. То ли нас сломают, то ли мы победим.
Тут у них фантазия отказывает.
— Учебный план расписан до конца года поурочно, — громко и холодно сообщаю я, — Всем учителям придётся его корректировать. Это килограммы бумаг…
— Это правда, — подтверждает один и поясняет окружающим, — Моя мама — учительница, я знаю.
— …заместитель директора по учебной части поседеет, — нагнетаю я, — Но последствия для Лицея будут намного более жуткими, если мы все реально уйдём из Лицея. Ну-ка, включите воображение!
— Проведут новый набор и возьмут целый класс новеньких, — пробормотал кто-то.
— Из обычных школ, — продолжаю я и подсказываю, — учившихся по обычным программам. И что будет?
— Полный… — пробормотал кто-то слово, подозрительно похожее на «звиздец».
— Им придётся догонять, — расшифровываю я, — Смогут? Может быть. Но расхлёбывать Лицею придётся весь год. Плюс набор просто так не проведёшь, нужно экзамен организовать. А как к нему готовиться, если все учатся. Двойная нагрузка для школьников. Организационные сложности для администрации.
— Экзамен упростят…
— И снизят качество поступающих, — продолжаю я, — о конкурсе, как для меня, четырнадцать отборных на одно место, останется только мечтать. Пойдём дальше…
— На формирование нового класса, как ни старайся, уйдёт недели три, минимум…
— Месяц, не меньше, — это Миша.
— Ещё один месяц выпадения из нашей усложнённой программы. Даже если мы уйдём через месяц, новый набор потеряет два. Целую четверть. В итоге он не справится с программой за весь год.
Все напряжённо размышляют.
— Журналисты набегут… — мечтательно произносит Паша. Я злорадно смеюсь, вспомнив Шацкого. Представляю, какой заголовок он может сочинить по поводу нашей истории. «Авиабомба в школьном платьице» или «Ядерный заряд по имени Дана»? Стараюсь подавить новую вспышку смеха.
— Мне как-то долго объяснять, почему, но уверяю вас. Директор вылетит из своего кресла со сверхзвуковой скоростью, — заключаю я, — Причём гарантированно. Реально, через месяц после того, как мы положим на его стол заявления об уходе. Хочу заметить особо. Вылетит при любом раскладе. При любом! — поднимаю голос.
— Кого-то из вас сломают родители, — снижаю давление, — Кто-то сам струсит. Возможно, нас всех быстро раздавят и через неделю всё успокоится. Но есть два неизбежных результата даже в случае нашего позорного и быстрого поражения. Один из них: увольнение директора Лицея.
— А второй? — высказывает Миша вопрос, которого я жду.
— В случае нашего полнейшего поражения уйдём из Лицея только мы с Викой, — буднично сообщаю я. И, наблюдая украдкой, с огромным наслаждением вижу, как темнеют лица мальчишек.
— Не хотелось бы… — бормочет один и на него поглядывают одобрительно.
— Это война, — пожимаю плечами, — Если мы начинаем войну, должны быть готовы ко всему. Война это потери, это пролитая кровь, своя и врагов, это поля, усеянные трупами, это поверженные твоей рукой враги и победные улыбки на залитых кровью лицах друзей …