Лицей послушных жен

Довольно часто эту влюбленность, особенно в начале отношений, я принимал за вдохновение. То есть за непобедимую, неоспоримую индивидуальность. Наверное, в такое время изнутри наружу выходила какая-то генетическая способность трансформировать мир и время, а не поддаваться его влиянию и смене картинок в иллюминаторе.

Но такое состояние длилось недолго! А потом все эти отношения становились для меня плоскими, как будто я говорил сам с собой.

Так же я воспринимал и книги: были среди них зеркала, отражавшие какие-то лица и ситуации – иногда довольно интересно, со знанием всех механизмов влияния на среднестатистического гражданина. Но попадались среди книг и… «гипогейские пещеры», с множеством этажей сверху и еще больше – под ними. Такую книгу я мог перечитывать бесконечно и каждый раз находил в ней что-то новенькое и свежее.

А после вчерашнего вечера у меня осталось ощущение, что я стою на пороге такой пещеры.

Поскольку я впервые не знал, как вести себя с обломком того НЛО, которое вынырнуло ко мне из дыры в живой изгороди. Это НЛО носило не менее странное и такое же короткое имя – Пат.

Как показал этот вечер, мой накатанный сценарий не сработал.

Я вернулся домой под утро и решил, что есть на свете вещи, для меня недоступные и даже неприемлемые. Каждый должен знать свое место.

А мое никогда не может быть рядом с этой так называемой Пат…

Через пару часов бессознательного сна, полного броуновского движения, меня разбудил телефонный звонок.

Это был Барс.

– Слушай, старик, Петрович сказал, что готов простить тебе драку и принять назад в оркестр на официальных основаниях, – без всяких приветствий сообщил он.

Если бы это прозвучало двумя днями раньше, я бы, наверное, обрадовался.

Но не сейчас, когда я уже был поглощен другим. В том числе и так называемым расследованием.

Я промямлил что-то невнятное. Но Барс настойчиво сказал, что будет ждать меня через час на нашем месте, то есть в том проклятом пабе, в котором я потерял всякую надежду вдохнуть в колибри хоть глоток своей затуманенной музыкой и толкотней жизни.

Снова идти в это место показалось мне нестерпимым. Я сказал, что ни за что не пойду, что у меня куча дел и… начал собираться туда, как преступник, которого тянет на место преступления.

Утром паб казался серым и убогим. В нем еще пахло пивными парами и потными футболками заядлых танцоров.

Барс уже сидел за стойкой и о чем-то говорил с барменом Пашей. Увидев меня, оба прервали тихий разговор и с любопытством взглянули на меня. Я машинально посмотрел, не грязная ли у меня рубашка, не какнул ли на нее голубь или что-нибудь в этом роде.

– Паша говорит, что ты здесь был вчера с новой телкой – в халате и белых носках…

Паша предусмотрительно отошел и сделал вид, что полирует стаканы.

Я ничего не ответил.

После той вечеринки в девчачьем лицее мы виделись впервые, и я кожей чувствовал, что Барсу не терпится поболтать именно на эту тему. Было интересно, с чего он начнет. С каких далеких далей. Но, глотнув пива, он не стал копаться в извилинах своего мозга, а сказал прямо и просто:

– Слушай, Ланц, а как ты думаешь, что нужно, чтобы попасть на такую вечеринку?

– Ты ведь там уже был! И у тебя же все для этого есть, – улыбнулся я. – Например, твой тромбон…

– Я не про тромбон! – не на шутку рассердился Барс. – Я имею в виду – попасть, чтобы… чтобы приобрести себе такую красотку. Честно! Я ведь могу и жениться!

Я откровенно заржал.

– Ты с ума сошел, старик? Лучше купи себе резиновую куклу – эффект будет тот же. Если не лучше.

Но Барс не был настроен на грубые шутки. Он склонил голову и заговорил, разглядывая свое отражение в полированном столе, как будто сам с собой:

– Я все время об этом думаю, Ланц. Может, и сошел с ума. Представь себе, у меня никогда не было таких девушек! Они – как из книжки. Ты видел, как они смотрят? Как двигаются? Какие у них руки? А одежда? А туфельки – такие маленькие, что из них хочется выпить…

– Ты серьезно?

Я притих, отлично понимая, о чем он говорит, и делая вид, что страшно удивлен такой откровенностью.

– Более чем… – грустно признался он.

– Старик, – сказал я. – Это просто одиночество. Оно играет с тобой в свои опасные игры. Не поддавайся, иначе пополнишь ряды обывателей. Эти барышни – как сухие бабочки за стеклом.

– Откуда ты знаешь? – набычился он.

Я пожал плечами.

– Я так думаю.

– А я думаю, что они и есть настоящие! За эти дни я много чего узнал об этом заведении!

– И что именно? – как можно спокойнее спросил я.

– Что они – нечто вроде гейш! Только предназначены для кого-то одного – раз и на всю жизнь. Верные и преданные. Это как… как… – он не мог подобрать слово и наконец нашел удачное, на его взгляд, сравнение: – Как… ретриверы.

– Кто-кто?

– Ретриверы!

– А что это?

– Такая специально выведенная порода собак. Поводыри для незрячих!

Я не знал, то ли вмазать ему по роже, то ли засмеяться, то ли просто погладить по голове, как ненормального.

Решил рассмеяться.