Лицей послушных жен

Я остался стоять на ковре перед столом, напоминавшим полстадиона.

Мадам придирчиво рассматривала меня, листая анкету. Я почувствовал, что начал противно потеть.

– Что у вас с рукой? – спросила она.

– Собака укусила, – сказал я.

– Уличная или домашняя?

«Стритовская», – хотел ответить я, но вовремя спохватился: не стоит нарываться.

– Домашняя, домашняя, – вкрадчиво сказал я. – Вальпургиевой породы за восемь тысяч долларов. За каждую лапу.

Глаза Мадам гневно блеснули.

Она задала еще парочку бессмысленных вопросов насчет моего образования, сексуальной ориентации и происхождения родителей.

– Зачем вам все это? – как можно более нежным голосом спросил я. – Я не собираюсь оставаться здесь дольше, чем вам нужно.

– Надеюсь, – хмыкнула она. – Но в случае чего мы должны знать, где вас найти.

– А в случае чего такое может произойти? – Я изобразил крайнюю степень глупости – и в глазах, и в голосе.

Она сделала вид, что не слышит, поставила в моей анкете какую-то галочку и кивком разрешила выйти.

– Операция прошла успешно, – успел шепнуть я Барсу перед тем, как он в свою очередь переступил порог этого гестапо.

Стоя в коридоре под присмотром двух дам, мы тихо переговаривались о том, что нужно было дать нам хотя бы попить. Ведь до начала их так называемого бала оставалось несколько часов.

– Можем ли мы немного прогуляться по вашей прекрасной территории? – спросил у одной из дам Василий Петрович. – Ребята устали стоять. Надо настроиться на концерт…

– Нет, – почти в один голос сказали обе. – Для вас приготовлена общая комната – там и отдохнете. Ходить по нашей территории посторонним запрещено – вы можете потревожить лицеисток!

Итак, следующие три часа мы провели в «гадюшнике», похожем на каморку ожидания в провинциальном аэропорту. Я бы не удивился, если бы сейчас с потолка на нас, как на тараканов, полился дезинфекционный душ. Наверное, мы попали в этот трехчасовой «моральный карантин» для того, чтобы из нас вышли все грешные мысли.

Так оно и произошло.

Когда наконец дверь открылась и женщина в черном позвала оркестр на выход, мы уже напоминали зомби, которым хотелось одного – попасть на концертную площадку и отдаться музыке, наплевав на все, что творится вокруг.

Поэтому мои впечатления были довольно вялыми, как во сне.

Нас под конвоем работниц лицея – женщин с суровыми, замкнутыми лицами – повели сквозь душистые лабиринты красиво постриженных газонов с множеством цветов, мимо деревьев с безупречно побеленными ножками, мимо беседок, бассейнов и патио, украшенных целомудренными мраморными скульптурами. Мы шли по аккуратной, устланной мелким гравием тропинке, словно какая-то библейская толпа в ожидании благой вести. И наконец вышли к святая святых – белому зданию, похожему на раковину.

Вокруг «раковины» царила праздничная атмосфера. На деревьях горели разноцветные гирлянды, колонны были обвиты живыми цветами, ступеньки устланы красной дорожкой. Нашу процессию остановили возле беседки и попросили подождать.

Всем нам не терпелось скорее увидеть лицеисток, о которых мы изрядно уже нашутились в «гадюшнике».

Но пока увидели вот что.

Широкая красная дорожка вела от левой створки ворот (которую я сразу не заметил, так как она была замаскирована живой изгородью) до самого входа в бальный зал. По обе стороны дорожки выстроились сотрудницы лицея – воспитательницы, учительницы, надзирательницы. Сама мадам Директриса с несколькими женщинами стояла на входе в зал, встречая гостей.

А гости, скажу вам, были еще ТЕ!

То есть те, которых я видел за стеклом «лексусов» и «майбахов», либо в залах, где проходили презентации новых марок машин, либо по телевизору в «светских хрониках». А если короче, просто видел… как говорится, в гробу и в белых тапочках и желательно где-нибудь подальше от себя.

Одним словом, публика собиралась непростая. Это было понятно еще и по отблескам их колец и часов и искусственной белизне зубов, которой мог позавидовать сам Джонни Депп.

В основном это были люди молодого или среднего возраста. Во фраках и смокингах, с волнистыми, как у женщин, прическами, с плавной, расслабленной походкой несколько утомленных славой хозяев жизни. Многих сопровождали охранники, которые, шагнув за ворота вместе со своими хозяевами, оставались стоять по обе стороны красной дорожки.

Наблюдая за этой вереницей тщеславия, мы тихо перешептывались.

– Кто они такие?

– А хрен его знает…

– Какие-то шишки…

– Золотая молодежь…

– Камеди-клаб в действии…

– Ясно одно: их фраки не взяты напрокат… – усмехнулся я.

– Цыц! – прошипел Василий Петрович, показывая глазами на наших сопровождающих, которые прикрывали нас от знатных молодых людей своими черными спинами.

Наконец смокингово-фрачная вереница прервалась – все зашли в дом. Туда же направились воспитательницы и обслуга, на улице остались только охранники, которые, видимо, обладали профессиональной способностью растворяться в воздухе.

– Сейчас вы пройдете в центр зала, на подиум, – сказала нам одна из женщин, – разместитесь и начнете играть по предварительно утвержденному репертуару. Вас покормят в перерыве.