— Какое вкусное вино, — сказала Саша, отпивая из бумажного стаканчика.
— Да, пьётся отлично.
— Я готова посвятить этому жизнь!
Саша покрутила бутылку.
— Чему? Пьянству? Не лучшая цель для…
— Вину, дурачок… Точно! Я придумала! — она едва не поперхнулась. — Выучусь на дегустатора…
— Сомелье.
— Да, сомелье! И открою винный магазин или бар. И сыр! Завезу разных сыров, твёрдых, мягких, с плесенью, с корочкой, козьих, вонючих! Всех, что есть… Что скажешь?
— Скажу, что тебе повезло, я несказанно богат и готов хоть завтра вложить свои двести евро в сеть винных магазинов.
— Не переживай о деньгах. Я охмурю какого-нибудь старого миллионера с шато с виноградниками и…
— И изведёшь его своими припадками. Если, конечно, не сбежишь до того с официантом!
— Злопамятный, ах какой ты злопамятный! Роман с официантом в прошлом. Перед тобой Александра… — Она долго подбирала новую фамилию. — Александра Дюруа! Хищная и расчётливая женщина.
— За Александру Дюруа и её винную империю!
Они беззвучно чокнулись и выпили, насилу сдерживая приступ хохота. Саша сменила позу, утопила коленки в траве и выпрямила к небу затёкшие руки. Потом она изнеженно потянулась, обнажив белые подмышки, и с придыханием сообщила:
— Мы должны подняться на неё прямо сейчас.
Илья смерил взглядом башню, опрокинулся и распластался по земле.
— Нет! Только не это. Как всё хорошо начиналось, — замычал он, держась за траву и мотая головой.
Саша схватила его за ворот, потянула к себе.
— Брось меня здесь. Беги со своим официантом, со своим золотым старичком, но прошу, не тащи меня на эту дуру.
— Она тебе понравится! Не лежать же мы приехали в Париж.
— Мне хватает лестниц в нашем доме.
— Когда ещё? А я тебя поцелую!
Они отстояли очередь за билетами, дающими проход до третьего, вершинного этажа. Решили воспользоваться лестницей до второй платформы, а потом взять лифт. Саша шла впереди, Илья ступал за нею следом. Скоро ноги зажгло — она пожаловалась ему, и они поменялись: он поднимался первым, перед носом уже не летал обрез юбки, и ему приходилось оглядываться каждый раз, чтобы проверить, поспевает ли за ним Саша, и при каждом таком повороте он крепко сжимал поручень мокрой ладонью, и ему чудилось, как поручень выскальзывает и он срывается со ступеней. Взобравшись на второй этаж, они прошли к центру платформы, где Саша обнаружила стеклянный пол, который она тут же решила проверить на прочность, смело ударяя под собою пяткой. Потом она просила фотографировать её над бездной и все продолжала прыгать, замирая на снимках с веером тёмных волос и безумной улыбкой. Он оттащил её за руку и, не ослабляя хватки, провёл по краю площадки, точно вдоль борта парохода с волнующейся на волнах палубой.
— Вон там, ты видишь? Вон купол Сакре-Кёр, там мы живём, — сказал он липким голосом.
— Отсюда его видно даже лучше, чем с нашей мансарды.
Илья вытянул объектив и снял призрачный холм Монмартра, сменил фокус, прицелился снова. И опять храм вышел размыто, как тающий над морем мираж.
— Долго ты? — спросила Саша, дёргая ремень фотоаппарата, отводя взгляд и всем своим видом показывая, что ей тут скучно и пора идти выше.
И они поднялись выше, и платформа следующего этажа показалась Илье ещё мягче. Он всматривался в просветы конструкций и крепче сжимал ладонь жены. В очереди к лифту он признался, что хочет остаться.
— Неужели мы зря купили билеты на самый верх?!
— Иди одна. Я подожду тебя здесь.
— Брось! Это не страшно.
— Я не боюсь. Давай скажу тебе это ещё раз. Не боюсь. Сходи одна, сделай пару фото, — он снял с шеи и отдал ей фотоаппарат. Саша, поцеловав воздух перед остолбеневшим мужем, исчезла в очереди на подъём.
Илья вернулся к лестнице, подальше от решётки, и стал дожидаться. Он присел на холодную балку, покрытую множеством клёпок, и закрыл глаза. Слышно было, как скребут и лязгают по металлу подошвы и чужие голоса шаркают мимо, повисают рядом вдохновлённые вздохи и цоканье и летит чей-то визгливый подгоняющий крик, он слышал щелчки затворов, хруст лифтовых канатов и прочие-прочие звуки, напоминающие ему кишение раков в чугунном котелке. Подул прохладный ветер, и Илья его тоже услышал. Ему показалось, что башня качнулась и не может вернуться в вертикаль. И только Илья собирался упасть на колено, как перед веками вспыхнул свет. Он открыл глаза и, очнувшись от вспышки, увидел перед собой объектив камеры и Сашину улыбку за ним.
— Какой ты бледный, — сказала она, рассматривая снимок.
Саша показала фото, на котором он увидел своё смятение и страх.
— Гадость, а не рожа. Удали.
— Давай попросим кого-нибудь нас сфотографировать?
Она вернула камеру и промотала снимки.
— Ничего не видно! Где мы стоим? Как будто в гараже…