Пока такси не было, я успела проверить все актуальные данные о пациентах, помочь Кате и Марине «зарядить» капельницы, измерить сахар, вколоть инсулин, раздать обеденные таблетки и сделать ингаляции нескольким пациентам. Последней, кому была назначена ингаляция, была как раз соседка по палате Инги Александровны. Марина спросила: «Сделаешь?» Я кивнула.
Зашла в палату. «Всё ещё не приехали за вами?» Она сказала что-то совсем невнятное. Вместо обычной тёплой улыбки на лице была однобокая ухмылка, уголок левого глаза опустился. «Ыыы-ааа-ыы», — попыталась она что-то сказать. Я выбежала из палаты, бегом до конца коридора в ординаторскую. «Инге Александровне плохо!» (Так, соберись, ты же можешь сказать всё правильно.) «Пациентка из палаты 521. А — нарушена речь, искажена мимика левой половины лица». — «Так она же уже на выписку», — уже на бегу к палате удивилась Наталья Викторовна — её лечащий врач. Инга Александровна встретила нас повторным «Ыыы-аа-оо», в её интонациях слышалась боль. Врач быстро осмотрела её и кивнула мне, застывшей в дверях. Слова тут лишние. Снова бег до ординаторской, меня ждут вопросительные взгляды. Киваю. Дмитрий Эдуардович командует в телефонную трубку: «Срочно. Реанимация в 521. А. Подозрение на инсульт».
Прибегают. Двое сразу в палату. Третий берёт ближайшую каталку и толкает в сторону палаты. Помогаю. Останавливаемся в дверях. «Инга Александровна, дорогая, держитесь! Вам же там пирожки с капустой приготовили», — молюсь я. Реаниматологи действуют слаженно, перебрасываются короткими звучными командами. Кажется, они читают мысли друг друга. Дел много, но я стою по-прежнему в дверях. Врачи переглядываются, останавливаются. Качают головами. Смотрят на наручные часы, поднимая рукав защитного халата. Называют время.
Как во сне, помогаю вернуть ненужную каталку на место. Реаниматологи о чём-то говорят с Натальей Викторовной. Внезапно пищит их рация. На бегу кричат: «Мы напишем и подгрузим в систему».
Сижу в ординаторской. Сегодня в документах прочитала, что у пациента наблюдалась «сомнолентность» — лёгкое нарушение сознания, при котором пациент заторможен, однако адекватные реакции могут быть вызваны при помощи кратковременных внешних раздражителей. Наверное, у меня что-то похожее. В ушах шумит, ни одну мысль невозможно додумать до конца. «Позвонить её сыну… пирожки с капустой… видимо, тромб оторвался… Позвонить пирожкам… Тромб с капустой…»
Первая потеря
Это не первый пациент, которого я потеряла. Первая — Юля, ей было чуть больше тридцати. При поступлении ей поставили пневмонию средней тяжести. Обычно я приходила, измеряла температуру, задавала стандартный набор вопросов и уходила. Общаться мы начали, когда я первый раз повезла её на КТ. Там, на первом этаже, всегда очередь. Юля сидела в кресле-коляске и смотрела по сторонам. Вдруг она заговорила:
— А вы смотрели сериал «Неортодоксальная»?
— Нет пока, но много хорошего о нём слышала.
— Я вот очень рекомендую, я вчера все серии посмотрела, очень классный, — поделилась она.
— Я сейчас «Ходячих мертвецов» смотрю, — рассказала я.
— Ой, а какой сезон? Кто из героев вам нравится больше всего? — засыпала она меня вопросами.
Оказалось, что я только на середине сериала, а она посмотрела его до последней серии. С этого дня я всегда, приходя к ней в палату, рассказывала, насколько я за вечер продвинулась в просмотре.
— А вы любите спойлеры? — спросила она однажды.
— Да, я всегда предпочитаю знать, что будет в конце.
Юля рассмеялась:
— А я нет. Вот разве хорошо бы было, если бы я точно знала, в какой день меня выпишут? А так я каждый день жду заветных слов.
Где-то через неделю ей была назначено повторное КТ-исследование, и снова повезла её я. Моя пациентка хорошо себя чувствовала и даже попросила нарушить правила и разрешить ей ненадолго встать с кресла-каталки, размять ноги. Прислонилась к стене около кабинета, пока ждали очереди. После исследования я её встретила в коридоре, усадила обратно, довезла до палаты и занялась бумажными делами в ординаторской. Зазвонил телефон: «Можете пригласить Алёну Вячеславовну?» Передала трубку, врач нахмурилась, это было видно даже под респиратором и защитными очками.
— Ты же Юлию на КТ возила, как она там? — обратилась Алёна Вячеславовна ко мне.
— Бодро, разговаривали.
Врач кивнула в сторону двери: «Пойдём».
Юля лежала лицом к стене, в наушниках. Алёна Вячеславовна окликнула её, легонько потрясла за плечо, затем развернула лицом к себе. Глаза были открыты, но Юля уже не дышала. Прибежавшая бригада реаниматологов только констатировала смерть. Алёна Вячеславовна обняла меня за плечи, тайвеки зашуршали, мы вышли из палаты.
— Позвонили с первого (этажа, там где КТ), сказали, что разрушено почти девяносто процентов лёгких. Ей просто нечем было дышать, — тихо проговорила Алёна Вячеславовна, закрыла глаза и прислонилась спиной к стене, совсем как Юля у кабинета КТ пару часов назад.