Лица

— Тогда, я надеюсь, ты рассмотришь мое предложение.

18

На следующий день, в воскресенье, Бернард отправился в деловую поездку в Восточную Европу, а потом в Азию. Во время своего отсутствия, до конца лета, хозяйкой дома он оставил Жени.

Перед ней простирались пять недель: день за днем ей придется терять время в городе, ей, привыкшей выгадывать каждую минуту для работы и занятий.

Далеко внизу люди на улице изнывали от летней жары. А на верхнем этаже в ледяной спальне вся в поту лежала Соня, уставшая бороться за жизнь.

Бернард уехал, но Жени не ощутила облегчения. Она была привязана к Соне, ее тяготили заботы по дому, заботы о владениях своего опекуна.

Воскресенье казалось нескончаемым. Несколько раз Жени заходила к Соне, проходя через душные комнаты, где стояли и лежали экспонаты неприкосновенных коллекций. Она вспоминала детство в собственном доме: шумную гостиную, потрескивающий камин, перед которым она сидела на ковре из Ташкента и смотрела на пламя. Все, чем владел Сареев, дало государство или подарили друзья. Потертая бархатная обивка на мебели, выгоревшие шторы — это досталось еще от прежних жильцов, которые обитали в доме много лет назад, еще до революции. Кто там жил? Может быть, в той же самой кровати спал другой ребенок и во сне также грезил о будущем?

На полке стояла серебряная пепельница, которую отец подарил Бернарду. Американец ее никогда не использовал. И теперь, взяв пепельницу в руки, Жени внезапно почувствовала острую обиду: опекун выставлял ее в коллекции не потому, что пепельница была подарком друга, а потому, что представляла какую-то ценность. Маленькое предательство Георгия. Ей захотелось утешить отца, сказать, что Бернард сделал все, что мог, а то, что он был лишен чувств, было так же непоколебимо, как небо над головой.

Жени вернула пепельницу на прежнее место. Словно принцесса, она на все лето оказалась заключенной в башне. Наверху спала Соня, а здесь безжизненные комнаты хранили свои сокровища. Не в башне, поправила себя Жени. Она замурована в могиле — роскошной, но мертвой.

Вечером позвонил Пел и уговаривал ее приехать в Вашингтон. Ее так и подмывало вылететь туда, но она знала, что нужна Соне, и самой ей общество Сони было важнее общения с Пелом.

— Я перезвоню тебе завтра утром, — пообещала она. — И запомни, если захочешь поговорить, я всегда дома.

В понедельник с утра раздался звонок от Эли Брандта. От Вандергриффов он узнал, что Жени уехала в Нью-Йорк, после того как ее лаборатория внезапно закрылась.

Она приняла его соболезнования, надеясь, что врач опять пригласит ее на ланч или на обед. Жени не терпелось выбраться из квартиры, а встретиться с Эли означало окунуться в привычный мир.

— Ты будешь свободна сегодня попозже? Хочу тебя кое о чем спросить. Сможешь подойти ко мне в кабинет к половине шестого или к шести? К тому времени я освобожусь.

До четырех Жени отмокала в теплой ванне, выбранная ею одежда была разложена на кровати. Она долго расчесывала волосы, припудривалась тальком, делала прическу, подкрашивалась.

В пять тридцать она уже сидела в приемной Эли Брандта на Парк-авеню, пролистывая журналы, наполненные модой, кулинарными рецептами, советами огородникам, садоводам, владельцам домашних животных и страдалицам от несчастной любви. Жени никогда не заглядывала в такие журналы и теперь недоумевала, на кого они были рассчитаны. На таких, как Роза Борден, размышляла она, но сколько таких может быть в стране? Миллионы, ответила себе Жени — безликих граждан Америки, которые составляют нацию и, быть может, входят в правительство, которое ей так не доверяет.

Секретарша сдвинула в сторону стопку бумаг и достала сумочку из нижнего ящика стола.

— Время уходить, — объяснила она Жени. — Доктор Брандт долго не задержится.

Секретарша вышла из приемной, а Жени продолжала ждать. Шесть часов. Она вернула безвкусные журналы на полку и стала гадать, что хотел сказать ей Эли и почему он не мог этого сделать по телефону.

Через пятнадцать минут доктор Брандт вышел из кабинета, легонько ее обнял и пригласил к себе.

— Извини, что опоздал. Но со мной всегда так. Какое бы время я не назначал, оно оказывается желаемым, а не действительным.

Он усадил ее на стул. Теперь они оказались наедине в его кабинете, внутри огромного здания, закрывшегося после окончания рабочего дня. Зачем он ее позвал? Спросить что-нибудь о Лекс? Или поговорить о ее карьере? Поужинают ли они вместе?

— Надеялся, что у тебя найдется время что-нибудь выпить со мной. Но как всегда выбился из графика. У меня назначена в городе встреча, — Эли взглянул на часы, — через полчаса.

Жени постаралась не показать, что разочарована. Легкий летний пиджак выделял его загар. Волосы испещрило солнце, как ту дорожку, по которой они когда-то шли. Откинувшись в кожаном кресле, он улыбнулся ей, и вновь показался сказочным персонажем.

— Жаль, что Дженсону пришлось закрыть лабораторию. Хотя все сложилось удачно. Как раз вовремя.

— Что вы имеете в виду?

Его улыбка стала еще шире:

— Хочешь поработать с пластическим хирургом остаток лета?