Лица

— Это естественная реакция, — прокомментировал Эли Брандт, повернувшись к Жени. — Это я и пытался объяснить Мег. Предсказуемый период. К несчастью, я наблюдал это слишком часто. Тяжело обожженные неизбежно проходят стадию, когда они удаляются от людей.

— Мы хотели, чтобы вы приехали раньше, — сказала Мег, — но Лекс отказывалась. Думала, ее вид приведет вас в замешательство. О вашем приезде мы сообщили ей только сегодня утром.

— Но Лекс нужна профессиональная помощь, — Эли Брандт произнес это таким тоном, что Жени поняла, он говорил об этом Мег и раньше.

— Вы знаете, она отказывается выходить из дома. Мы даже не можем вытащить ее из комнаты, Эли, — на лице Мег не осталось и следа недавнего веселья. — Мы послали самолет за психиатром, — сообщила она Жени, — но дочь наотрез отказалась его видеть. Нужно найти кого-нибудь, кто бы согласился здесь жить все время. Но это невозможно, — она моргнула, и этот жест напомнил Жени сына Мег. — Надеюсь, что хоть твой приезд ее развеселит.

— Боюсь, что нет, — ответила безнадежно Жени.

— Не говорите так, — перебил ее Эли Брандт. Мне говорили, что летом вы работали в лаборатории Дженсона. Весьма почетно.

Жени испытала благодарность к врачу за то, что он переменил тему разговора.

— Интересно? — спросил он. — Это то, что вам нужно?

— И да, и нет, — ответила она; завладев вниманием Эли Брандта, она вдруг поняла, как часто думала о нем, все это время. Постоянно ощущала его присутствие, как будто он за ней наблюдал.

— А почему бы вам не прогуляться вдвоем? — предложила Мег. — Я должна присмотреть за обедом, а напитки подадут не раньше, чем через час. Как раз подходящее время дня, чтобы сходить на озеро.

— Пойдем? — врач взял Жени под локоть и повел к началу тропинки. Она приспособила свою поступь к его, и они зашагали по мягкой, запятнанной солнечными зайчиками дорожке, ведущей через лес.

— А что в вашей работе вам понравилось?

— Наверное, животные. Я знаю, это только крысы, но у их детенышей такая кожа, что сквозь нее почти можно видеть. Прозрачная. Когда мать их кормит, заметно, как молоко поступает в желудок. Мне неприятно, что приходится с ними проделывать.

— Это хорошо, — задумчиво произнес врач. — В нашей профессии сострадание необходимо больше любого другого качества. Крысы живые существа. А мне кажется, каждое живое существо наделено достоинством собственного бытия.

— Да.

Изящные бордовые и желтые цветы росли по обеим сторонам тропинки. Они шли вперед, и рука хирурга касалась руки Жени.

— Вы все еще намереваетесь заняться пластической хирургией?

— Больше, чем когда-либо!

— А вас предупреждали о трудностях этого ремесла? — Эли шел, опустив глаза и разглядывая дорожку. — О бессонных ночах, внезапных вызовах, о восьми или девяти годах учебы, прежде чем удастся получить диплом? Годах, когда времени не будет хватать ни на что, кроме как на исследование больных, днях, когда вы будете настолько уставать, что все тело онемеет и придется делать невероятное усилие, чтобы даже поесть?

— Нет, — рассмеялась Жени. — Об этом мне никто не говорил.

Ее чистый смех растревожил воздух и напомнил врачу, как она молода.

— У вас не останется времени для общества. И кроме того, пластическая хирургия требует сильных мускулов. Большинство женщин такой силой не обладают.

Жени протянула ему руку и согнула в локте. Врач был поражен твердой округлостью бицепса.

— Вы занимаетесь спортом?

— В основном плаванием.

— Похоже, сила у вас есть, — признал он. — Но требуется еще и выносливость.

— Вы ведь ее в себе сформировали, — из-за деревьев аквамарином блеснуло озеро.

— Да, — согласился Эли, — ее можно выработать, — они вышли на поляну у озера. — А теперь я расскажу, почему все это изнуряющее до смерти безумие стоит того, чтобы им занимались.

Зеркально-гладкая поверхность озера оказалась у самых их ног. Легкое движение воды, как маска в фотографии, сглаживало разницу в их возрасте. Эли был выше и шире в плечах, и рядом с ним Жени выглядела хрупче, чем на самом деле.

Они одновременно подняли глаза, и Брандт тут же перевел их к противоположному берегу озера. Он повернулся, и они направились к дому.

— Я счастлив, — проговорил он. — Большинство хирургов, даже лучшие из них, чаще всего лишены возможности экспериментировать и заниматься исследовательской работой. У многих даже нет собственной практики. У меня все это есть. И ничто нельзя в жизни сравнить с тем чувством воодушевления и удовлетворения, когда к вам приводят пациента, считающегося безнадежным, а вы рискуете, пробуете то, что еще никто ни разу не пробовал — и ваш метод приносит успех, — его голос от напряжения дрогнул, и он повторил: — Ничто в жизни не сравнится с этим чувством — именно оно придает смысл всем годам каторжной работы.

Жени передалось его возбуждение, будто она сама уже испытала успех хирурга. Ее дыхание участилось. Через некоторое время девушка спросила:

— А почему вы сказали, что большинство хирургов не имеют возможности экспериментировать? Как же тогда они поддерживают свой уровень?