Литерный эшелон

– Не стрелять! Ближе подпустить!

Странно, но добровольцы тоже не стреляли. Неужели правду говорил комиссар, и все они там обезумели.

Вот до черных рядов двести саженей, сто пятьдесят… Сейчас – перейдут на бег, ударят в штыки, сомнут. Ну где же команда стрелять?..

Вот уже можно различить аксельбанты, вот офицер спокойно закуривает папироску.

– Огонь!

Ударили трехдюймовки, заговорила артиллерия бронепоезда, накрыв поле боя фланкирующим огнем. Застрочили пулеметы, защелкали винтовки. Сейчас, сейчас – они хлебнут свинцовой пурги, захлебнутся кровью. Дрогнут, залягут, побегут… Или наоборот – полезут по трупам.

Но что за блажь – пущенные пули и снаряды не причиняли никакого урона наступающим. Воистину: смелого пуля не берет.

Солдаты в черных мундирах были уже в саженях десяти – все в том же плотном, сомкнутом строе. Казалось – пулям просто деваться некуда, промазать невозможно. А они все шли.

И тогда нервы все же не выдержали – красноармейцы бросали оружие – ибо какой с него прок и бежали, бежали.

Но им навстречу неслась кавалерийская лава.

Пока красноармейцы палили по призракам, казаки по пояс воде обошли их через болото. Выбрались мокрые, злые, все в тине – словно водяные или лешие. Как оговорено было, сначала рванули железнодорожный путь, после на рысях пошли в атаку.

Удивленные большевики по ним не стреляли. Лишь кричали:

– Мертвяки! Мертвяки из болота вылезли!

Потом оказалось, что пару дней в болоте утопили полдюжины расстрелянных кулаков, за который казаков и признали.

Красный бронепоезд дал полный ход назад, видимо надеясь на арапа проскочить взорванный участок. Но на задранных рельсах подскочил, и стал переворачиваться – вагон за вагоном.

Когда бронепоезд белых доехал до Рассудина, все было уже окончено, казаки сгоняли в кучу пленных.

Еще не сдался красный бронепоезд. Только толку с него уже не было никакого. С головного пути его сбросило, и сейчас он лежал на боку, целясь пулеметами в небо.

Казаки делово стали подкатывать орудия, полагая расстрелять броневагоны в упор. Андрей остановил их. Хватило нескольких химических гранат фабрикации московских винных заводов Шустова.

***

За победу под Рассудиным, марковцы были отмечены в приказе по фронту.

Это их крайне удивило: ни одной части из их дивизии не было, что называется и близко, поименованный там же бронепоезд «Генерал Марков» вовсе стоял на ремонте.

Но как тут поспоришь, если сотни людей утверждали, как они видели марковцев, шедших в сомкнутых рядах на красные окопы?..

Поэтому в самой дивизии сочли за лучшее недоуменно промолчать.

Эта подмена чрезвычайно веселила Слащева:

– Господа даже не знают, что ходили в атаку! А давайте мы этот полк заставим промаршировать по Красной площади? Вот хохоту будет! Ленин просыпается. Глядь в окошко – а за ним марковцы маршируют!

– Не хватит мощности передатчика, – пояснял Беглецкий. – Уже за пять верст изображение дрожит и распадается… Звук и свет – это волна. Передатчик ее пакует, создает стоячую волну, но чтоб передать ее…

– Жаль! Но вы работайте в этом направлении! Обязательно работайте! Эх, хотел бы я видеть при этом глаза Ленина!

***

Первый успех инопланетного оружия был полным…

Вместе с железнодорожным полотном казаки своротили пару телеграфных столбов, тем самым прервав связь и красное командование долго полагалось на несуществующий более заслон. Когда ошибка открылась, было уже поздно: через перешеек в походном порядке маршировали полки, спешила кавалерия. Путь отремонтировали, по нему двигались эшелоны с войсками, оружием, бронепоезда.

Война получалась какая-то камерная, словно междусобойчик: через Рассудино, где по-прежнему стоял «Волхв», проследовал знакомый морской черный бронепоезд.

Командиры бронепоездов обменялись рукопожатиями, обнялись. Черномак был весел и подтянут:

– Сидели на позиции, на вершок подвинуться не могли, а тут – приказ, наступаем! Деникин уже отдал приказ двигаться на Москву! Не знаете, что сталось?..

Андрей пожал плечами: ума не приложу.

Раздался еще один гудок: по пути проходил еще один воинский эшелон.

В связи с войной добыча на шахтах почти прекратилась, и уголь получали только бронепоезда. Иные же ходили на дровах, на торфе, в ход шли распиленные шпалы. Последние горели хорошо, но запах при этом испускали особенный и порой с закрытыми глазами можно было узнать, что за состав прошел мимо.

Этот был нетипичный состав: на угле, но с военными припасами. На открытых платформах стояли клепаные железные коробки. Чуть не на каждой платформе стоял солдат с винтовкой.

– Танки, – пояснил Черномак, будто Данилин этого не знал. – Слишком большие, неповоротливые. Отличная цель для артиллерии!

– И это, прошу заметить, говорит человек, служащий на бронепоезде!

Рассмеялись.

– Москва… – мечтательно проговорил Черномак. – Бывал там давненько. Неужто опять попаду?..

– Я сам москвич… И жена оттуда. А вы женаты?..

– Ага. И дети есть: две девочки. Сейчас все они в Одессе, у бабушки…