Там же стояло и две трехдюймовки, взятые на передки.
За хатой Данилин нашел старшего офицера: им оказался молодой и растерянный хорунжий. Его непосредственного командира – сотника с четверть часа назад убило шрапнелью.
Андрей залег за колодцем, осмотрелся в бинокль.
Недалеко разорвался еще один снаряд, осыпал полковника землей.
– Эк как ладно кладет, – заметил лежащий рядом казак. – А вот я чего, положим, думаю: на колоколенке сидит телефонист и в трубку батарей-то командует. И я вот говорю: а дайте по колокольне-то прямой наводкой долбанем? Как думаете, ваше высокоблагородие, Господь сильно осерчает, ежели мы у евойного дома флигелек-то снесем?.. С одной стороны грешно по храму-то Божьему шмалять из пушечки. Да и попа зашибить можем. А с другой: а им-то, раззе не грешно вот так-то делать?.. А вдруг кого снарядом-то зашибет?..
Андрей огляделся: выходило, что старый казак прав.
– Стрелять по колокольне. Это приказ.
Муки, терзавшие казака, сняло как рукой. Орудия сняли с передков, одно под прикрытием рощи подкатили к реке.
Саданули раз, другой, взяли в вилку колокольню, и уже с третьего выстрела она рассыпалась в груду кирпичей.
Из-за реки продолжали стрелять, но уже как-то неуверенно и неточно.
– Прости грехи наши тяжкие, – сказал, перекрестившись казак, и тут же повернулся к Данилину. – А вы, никак неверующий, господин полковник?..
Андрей задумался: а в самом деле – какой он?.. Был он крещеный, с Аленой сочетался церковным браком. Да чего там: и в церковь ходил, крестился на купола…
Но твердой веры не было: она крепла в храме или в его непосредственной близости, но, к примеру, во время экспедиции на Чукотку о Боге как-то забылось.
После опять была война, на которой требовалось хоть в кого-то верить, молиться кому-то, дабы пронесло.
– Вы знаете историю изгнания наших райских предков из сада господнего?.. – спросил Андрей.
– Вестимо.
– А чем их змий искушал, тоже знаете?..
– Тем, что они, аки Бог будут различать Добро и Зло…
– Именно. Только думаю сие для нас осталось недоступно. Вот тот корректировщик, упокой Господь его душу, тоже наверняка думал, что дело делает правильное, хорошее. Вот и столкнулись его добро с нашим добром… А тут еще и храм под раздачу попал. Наверное так… – Андрей повысил голос так, чтоб его точно слышал молодой хорунжий. – Только была бы моя воля, я бы добавил еще одиннадцатую заповедь.
– Это какую?
– Не бездействуй!
Атака, впрочем, захлебнулась…
На том берегу появился наскоро починенный «Спартак», ударил из своих шестидюймовок. Били прицельно, подожгли мост. «Волхву» пришлось отойти.
– «Братишки» стреляют. Морячки-то, – сообщил кто-то сведущий. – Смелые, черти. Знают, что чужие тут, что пощады им не будет, ежели пымаем.
– Что делать будем, господин полковник?..
– Отходим… Сегодня все равно ничего не поделать.
Сводка об удачном, хотя и захлебнувшемся наступлении по скорому телеграфному проводу было доставлено в Таганрог, легла на стол начальника штаба ВСЮР – генерального штаба генерала-лейтенанта Романовского.
Всем известно, что победные сводки читать куда приятней, поэтому с полученным сообщением генерал ознакомился незамедлительно. Среди прочего, упоминался героический бой «Волхва» с красным бронепоездом. В приказе по фронту был отмечен его командир.
– Данилин, Данилин… Что-то знакомое…
– Так точно, – доложил офицер по особым поручениям. – Был такой летчик. Ас. Но он был лишь капитаном. Точно помню.
– Нет… Где-то еще я его фамилию встречал… Но вот где… Погодите, я вспомню…
Но нет, сразу вспомнить не удалось. Связного офицера пришлось отпустить.
Снова «ЛондонЪ»
После анархисткой атаки в восьмом году на «ЛондонЪ» его дела пошли под горку. Прежний владелец спекся живьем в сейфе, что безусловно обрадовало страховую компанию – ведь прямых родственников у него не было, завещание не составлено. Стало быть, страховое вознаграждение платить было некому.
Покупатели на здание находились, но не приживались. Чего бы в ней не затевалось, коммерция лопалась. В ресторан никто не заходил, магазин колониальных товаров разорялся. В гостинице если и останавливался какой-то постоялец, то лишь за тем, чтоб удавиться или застрелиться. В тринадцатом году здание повторно горело, но не так чтоб слишком – пожарная команда прибыла быстро и залила огонь, так что здание почти не пострадало. Но товар, а именно отрезы тканей частями попортился, частями пропитался дымом и водой, стал негоден. Очередной владелец разорился и пустил себе пулю в лоб. Место определенно стало проклятым.
Говорили, что в здании до сих пор пахло паленым да и будто посетителям являлись призраки – плотность умерших в этом здании была небывалой.
Но революция и грянувшая за ней гражданская война оживила скудную жизнь в городке, отмена сухого закона подняла до небес акции питейных заведений.