Литерный эшелон

– Вот вы давеча меня про секреты спрашивали. Вот вам пожалуйста, один: германцы приучены, что артподготовка начинается ровно по часам, скажем, в два нуль-нуль ночи. И столь же ровно оканчивается. К примеру говорю: в одиннадцать нуль-нуль же… А еще перерывы делают, чтоб, значит, немца из окопов выманить. Вот мы и договорились, что артиллеристы огонь вели без остановки и перенесли его в любое некруглое время. Ну а я, после их звонка дам сигнал ракетой пехоте, дабы она поднималась.

– Не Бог весть какая тайна: ракету могли увидеть.

Чемоданов-Рундуков хитро улыбнулся:

– Вы спали и не видели. Мой адъютант раз в час выходил на улицу и пулял ракету. Всем известно, что атака по ракете, но не все знают по ракете какого цвета… Задача командира не в том, чтоб вести в атаку полки, не подымать струсивших. А руководить, дергать за ниточки. И сюда, – генерал постучал себе по темечку. – Все ниточки и сходятся.

В двери постучали – на пороге появился разжалованный прапорщик из охраны.

– Чего надобно?..

– Ваше высокоблагородие… Прислан с нарочным письмом.

Андрей принял конверт, развернул его, удовлетворенно кивнул:

– Мы готовы…

***

Сама победа – миг недолгий. Она похожа на вершину горы, на грань сложенного листа или на лезвие ножа, бритвы, штыка.

С одной стороны – неуверенность, волнение, бег по выжженной земле, с пониманием того, что каждый шаг может быть последним, что мир вот– вот станет тесным для тебя и для пули и ты рухнешь на эту вот землю, напоенную металлом и за то, что она вытерпела, отдашь ей свой последний дар – польешь своей кровью, удобришь плотью.

С другой, после короткого штыкового удара, понимание того, как же ты устал сегодня, как хочется пить… И счастье от того, что сегодня снова повезло…

С одной стороны: спокойствие в глубоком блиндаже, земля, что сыпется с потолка, уверенность в том, что ОНИ до тебя не доберутся. После артиллерийской стрельбы, чтоб успеть– бегом на укрепленные позиции.

Но с другой стороны – катастрофа. Не успели. Противник врывается в окопы. Выстрелы. Снова штыковой удар. И ты растоптан, убит, бежишь…

Вот и выходит, что победа – это и есть лезвие. Грань между прошлым и будущим. Тот перелом…

…Он оказался за русскими войсками. Первую линию окопов прошли почти без остановок. Вторую – просто быстро. Остановились, залегли у третей, стали медленно ее прогрызать.

В командный блиндаж стали прибывать посыльные. Явился и какой-то подпоручик видимо хорошо знакомый генералу. Подпоручик был без депеши, но на словах передал, что просит господина генерала взглянуть на нечто интересное.

Чемоданов-Рундуков как раз собирался взглянуть на продвиженье войск поближе и приглашение принял. С ним собрались Андрей и Виссарион Николаевич.

***

Около землянки стоял огромный детина, без винтовки, но с деревянной кобурой «Маузера» на боку и увешенный гранатами, словно елка шишками. Некоторых, впрочем, уже не имелось: видимо, были израсходованы в бою.

– А, Земнов! – представил его генерал Андрею – Мой лучший гренадер! Почти полный кавалер «солдатского Георгия».

– Так точно! Первой степени не хватает! – сообщил гигант.

– Ну, еще успеешь отличиться! до Берлина еще далече.

– Рад стараться, ваше высокоблагородие!

– В своем роде уникум – бросает гранаты с двух рук. Обидекстер двадцатого века! Ну, рассказывай, что тут у вас…

– Да что тут… Как ракета была, пошли мы, значит, в атаку…

– Короче… – попросил генерал.

– Можно и короче. Добрались мы до окопов. Ну я спрыгнул и побежал германца выкуривать… Я – к этой двери. Кричу им: «Зих гихабен! Гранатен ферфен!» Ну, думаю сейчас будут как порядочные кричать: «Нихт шиссен!» Я им ответно «хенде хох» и «Верлише»…

– Еще короче…

– А они мне в ответ из пулемета. Я осерчал и две гранаты бросил. Все.

– И стоило меня из-за такого пустяка тревожить?..

– А вы извольте взглянуть… – посоветовал подпоручик.

Действительно – вошли.

В бункере было беспорядочно: в печке, несмотря на лето, что-то догорало. Взрывом гранат перевернуло стол, разломало стулья. Убитых было двое: один сжимал в руках нечто среднее между пистолетом и ручным пулеметом с «троммелем» от артиллерийского «парабеллума».

Стрелок превратился в кровавое месиво. Зато второй лежал целехонек, словно не умер, не убит, а просто уснул. Из аккумуляторов вытекала дымная кислота. На полу валялись разбитые и сравнительно целые телефонные аппараты, телеграфные ключи, паутина проводов…

– Ну и чего тут такого?..

Подпоручик улыбнулся:

– Я когда увидел, что у них тут навроде телеграфного пункта, решил, значит, попользоваться… Узнать куда провода ведут, отбить, скажем, телеграммку германцу, что нужна помощь. Они придут, а мы в их в ловушку… Немецкий я, благодаренье тятеньке, знаю преотменно… Ну и стал смотреть, какой провод куда идет… Извольте за мной последовать!

Он вывел офицеров из блиндажа.

Пучок провода был проложен рядом с дверью и в окопе расходился на несколько направлений.

– Это, изволите видеть, – пояснял подпоручик, – Идет вдоль окопов, так что нам без интереса. Эта вот жила – уходит в тыл. Для меня она была самой интересной, пока я не узрел вот этот проводочек…