Переходим к главе «Спасская полесть». В ней находим следующие примечательные строки: «Недостойные преступники, злодеи (речь о царских слугах. – Авт.)! вещайте, почто во зло употребили доверенность господа вашего? Предстаньте ныне пред судию вашего. Чем можете оправдать дела ваши? Что скажете во извинение ваше?… Властитель мира, если читая сон мой, ты улыбнешься с насмешкою или нахмуришь чело, ведай, что виденная мною странница (речь об Истине. – Авт.) отлетела от тебя далеко и чертогов твоих гнушается». Как мы видим, в данном случае наш писатель выступает в роли полноправного представителя Истины. А кроме того, он же еще и судья земных правителей или власть над властью. Что следует сказать в связи с этим? Не знал А. Н. Радищев совсем суть земной власти, не знал также ее подлинных целей, которые никогда еще не связывались с Истиной как таковою. Ведь она (власть), как правило, нужна властителям, прежде всего, для личного блага самих властителей. Названное же благо никогда и нигде еще не совпадало с благом народным. Другое дело, что честные и умелые правители все-таки иногда стремились к тому, впрочем, опять же вопреки природе власти земной или во вред самим себе. И потом, у грешных людей не может быть святых или хотя бы праведных правителей. Но почему вдруг так-то с пониманием у писателя? А видимо, потому, что учился он во многом не тому, чему следовало бы. Иначе говоря, объективное содержание жизни было неведомо ему, его сознание, скорей всего, было крепко ввергнуто в мифы о добре и зле. В какие именно? Давайте попробуем познать сие через прочтение последующих глав «Путешествия». Но сначала воззрим очи свои на самое начало книги (глава «А. М. К.»): «Ужели вещал я сам себе, природа толико скупа была к своим чадам, что от блудящего невинно сокрыла истину навеки? Ужели сия грозная мачеха произвела нас для того, чтоб чувствовали мы бедствия, а блаженство николи? Разум мой вострепетал от сея мысли, и сердце мое далеко от себя оттолкнуло. Я человеку нашел утешителя в нем самом». Вот как! Оказывается для писателя он сам себе и упование многое. А где же Бог, где вера в Него, где, наконец, любовь к Нему самого человека? Неужели для А. Н. Радищева это лишнее? Да, именно так – лишнее, так как у него природа и есть бог.
В главе «Новгород» автор помышляет так: «Много было писано о праве народов; нередко имеют на него ссылку; но законоучители не помышляли, может ли быть между народами судия. Когда возникают между ими вражды, когда ненависть или корысть устремляет их друг на друга, судия их есть меч. Вот почему Новгород принадлежал царю Ивану Васильевичу. Вот для чего он его разорил и дымящиеся его остатки себе присвоил. Нужда, желание безопасности и сохранности созидают царства; разрушают их несогласие, ухищрение и сила». Вот те на, оказывается ухищрение и сила не помогли Римской империи стать величайшим в истории мира царством. А что есть такое «желание безопасности и сохранности» без силы и умения ее применять? Видимо, А. Н. Радищев и сам совсем не вдумывался в им же написанное. Смотрим еще на нижеследующее помышление автора: «Кто более в глазах человечества заслуживает уважения, заимодавец ли, теряющий свой капитал, для того что не знал, кому доверил, или должник в оковах и в темнице. С одной стороны – легковерность, с другой – почти воровство. Тот поверил, надеялся на строгое законоположение, а сей. А если бы взыскание по векселям не было столь строгое? Не было бы места легковерию, не было бы, может быть, плутовства в вексельных делах…» Что мы видим в данном случае? Вероятно, видим попытку писателя найти добро в организации дел практических. Удачна ли она? Вряд ли. Но почему? А потому, что ежели есть векселя, то непременно должно быть и строгое взыскание по ним. Другими словами, либо все на честном слове творится, либо – на гарантии взыскания с должника законом положенное. Видимо, поэтому-то настоящая глава и завершается словами: «Я начал опять думать, прежняя система пошла к черту, и я лег спать с пустою головою».