— Не только. Читать игроков. Изучал психологию покера. Систематизировал жесты и другие подсказки, способные помочь.
— Я восхищён, граф. Можно услышать хотя бы некоторые? Я хочу понять свои просчёты!
— Почему нет? Когда вы смотрели на карты и мгновенно делали ставку, я знал, что вы вряд ли блефуете. А когда пристально глядели в свои карты — делал вывод o слабости вашей комбинации.
— Вот как! Поразительно! Видимо я мало внимания уделял этой игре, но теперь наверстаю упущенное. Чувствую, покер станет моим наркотиком. Ха! Ещё, граф, ещё?
— Можно с большой вероятностью говорить о блефе, если игрок стремится как можно быстрее вскрыть карты. Так и случилось при последней раздаче.
— А ведь вы правы!
— Яростная или размашистая ставка обычно означает слабую карту. А мягкая — сильную. Следует остерегаться звуков, отражающих печаль. За ними чаще всего стоит сильная «рука». При отсутствии контраргументов отвечайте на ставку любого игрока, прикрывающего рот рукой. Подлинная улыбка означает истинно сильную «руку»; фальшивая улыбка означает блеф. Каждый жест относится к определённой категории, главное — его распознать и применить лучшую стратегию. Действовать соответствующе. Пасовать, увеличивать ставку или осторожно подтверждать.
— Хотите сказать, что всё так просто?
— Нет. Чёткой тактики игры нет, ведь существует лишь малое количество крайне сильных и крайне слабых «рук». Большинство ваших решений будут сделаны по прихоти и в последний момент. Но умение читать жесты поможет вам получать постоянную прибыль.
— Вот как…
В иссиня-чёрных зрачках отчётливо плясали хвостики пламени. Мужчина ослабил узел галстука, встал и пошёл к рабочему столу у зашторенной стенной ниши. Граф выпил рюмку, простоявшую полной большую часть игры.
Снова разболелась голова, пожаловались кости. Кажется, поднялась температура.
Хлопнул ящик. Зашуршали бумаги.
— Ещё один вопрос, граф, — сказал хозяин кабинета, протягивая договор на душу Фердинанда Адольфа Хайнриха Августа, графа фон Цеппелина. Граф поспешно спрятал листок. — Ваши мотивы? Вы хотели вернуть душу из-за банального страха, чувствуя приближающуюся смерть?
Граф в третий раз за время, проведённое под землёй, улыбнулся. Он покачал головой, аккуратно положил кота на ковёр, наклонился через стол и прошептал ответ.
Проигравший мужчина подался вперёд и внимательно выслушал.
— Очень глупо, граф, — сказал он спустя несколько секунд. — Ха! В вашем-то возрасте! И такие глупости!
Граф не обиделся. Его седые усы словно светились.
— Только глупости и позволяют мне забыть о годах. Делают меня молодым.
— Что ж. Было приятно сыграть с вами. И проиграть. Не смею больше задерживать.
Граф фон Цеппелин попрощался и проворно оказался за дверью. Обитая кожей, без табличек, без ручки. Дверь закрылась сама по себе.
Шаги отозвались глухим эхом, всполошили летучих вампиров.
Перед ним возникла лестница.
— Я у тебя выиграю, — произнёс граф, глядя на поднимающиеся в сумрак ступени. — Вот увидишь. Шестьсот шестьдесят шесть раз.
Когда граф фон Цеппелин выбрался на поверхность, первым, что он услышал, было пыхтение паромобиля. Он обогнул насыпь, проковылял через полуразрушенные ворота и махнул водителю.
Тот поспешил помочь хозяину: дойти и взобраться в салон.
Внутри «ауди» граф почувствовал себя лучше.
— Домой, — приказал он и закрыл глаза. Всю дорогу он думал о Аделинде.
В Берлин въехали вечером. Опережая закат.
— Ах, моя любовь, это так романтично! Снова подарок?
Аделинда сидела перед ним на кровати. Прозрачный балдахин нависал над ней, будто крона диковинного дерева. Молодая и влекущая. Такая свежая и такая воздушная. Все те любови, что были и что так и не случились в жизни графа, казались сейчас опавшей листвой, которую замёл снег. Он разрубил гордиев узел былых страстей и привязанностей, даже любовь к небу, чтобы посвятить себя всего этому существу.
В агрессивном закатном солнце его Любовь, его девочка выглядела загадочным цветком, тянущимся в красные отсветы. Она подняла к нему свои тонкие руки. Хрупкий двадцатилетний ребёнок с глубокими холодноватыми глазами. Он влюбился в эти глаза. Да, сначала именно в них. Он хотел, чтобы они улыбались, хотел растопить несвойственный юности холод…
Глупый старик. Обретший на пути к восьмому десятку лет свою настоящую любовь. Счастливый старик.
Граф протянул Аделинде пожелтевший лист бумаги.
— Что это, милый?
— Я дарил тебе всё, что можно представить, всё, что можно купить. Все эти два чудесных года. Но я не мог подарить тебе самого главного — себя, целиком.
— Это… — глаза девушки побежали по строчкам. Ресницы дрожали.
— Моя душа, — сказал граф. — Теперь она принадлежит тебе.
И её глаза улыбнулись. Это стоило любого путешествия.
Любого.
Даже в преисподнюю.
На всех стенах — кроме занятой от пола до потолка книгами — горели свечи. Пахло табачным листом и сырым камнем.
Хозяин кабинета спрятал договор на душу графа фон Цеппелина в стол.