Дашка измученно покосилась на мусорные бачки. Там тлел сваленный в кучу и подожжённый кем-то хлам. До кучи было мучительно далеко. Не больше десяти метров, но для ослабленной Дашки, да ещё если волочь ядвигу, — невозможно далеко. Только что снова располосованная ножом рана заросла на пару сантиметров. Дарья схватила ядвигу за голову, удерживая в горле нож, и тяжело поволокла, в душе надеясь, что голова вот-вот оторвётся сама. Она тащила тело долго, вначале на полусогнутых, потом ползя на коленках. За ядвигой тянулся широкий кровавый след. Кое-где остались и чёрные бусинки Дашкиной крови, сочащейся из содранных коленей.
Когда девушка тяжело втащила ядвигу головой в костёр, почти потухшее пламя вспыхнуло ярко и весело, опалив Дашке руки и волосы. Дарья с визгом откатилась, дуя на ладони. Но тут же, забыв о боли, изумлённо уставилась на жарко трещащий огонь. Плоть ядвиги горела лучше нефти.
Пламя лизало мраморную кожу и пышные волосы, бежало ручейком по пятнам запёкшейся крови. Тело ёжилось и чуть не плавилось воском. Дашка поползла задом от опасно расходившегося огня, но до последнего видела остекленевшие глаза ядвиги за горячей красной стеной. Потом огонь пожрал и глаза, оставив пустые провалы черепа, а ещё через несколько мгновений и череп рассыпался чёрными струйками пепла. Огонь, не желая успокаиваться, так же жадно затанцевал на мусорной куче, превратив в горячий горн место, где не осталось и памяти о том, что недавно было ядвигой.
Даша уткнулась лбом в коленки и разревелась.
— Рассказать тебе сказку?
Вокруг царила непроглядная душная ночь. Дарья лежала в скудном палисаднике за домом. Земля с каждым часом становилась всё холоднее, и девушку трясло в ознобе. Ей было удивительно плевать. Может, это вообще не озноб, а первые признаки агонии. Идти никуда не хотелось. Хотелось просто лежать, обняв себя руками, дрожать, всхлипывать, чувствовать спиной холодную землю, жить и дышать.
А вот кулон уже не единожды пытался её растормошить и дурацкими репликами портил всю прелесть последних минут бытия.
— Не надо. Расскажи, кто ты такой. Не юли. Я всё равно умру скоро, — раз уж безделушка не затыкалась, Даша решила проявить вялое любопытство.
— О, я… да, ядвига, на попечение которой я был оставлен, скоропостижно скончалась… так что стоит, наверное, с кем-то поделиться. Я — заточённый в ювелирное, кхм, изделие вампир.
— Вампиров же не существует, — Даша безразлично фыркнула. Кулон опять врёт и недоговаривает. А небо начинает сереть у горизонта. Может, ей ещё суждено увидеть последний в жизни рассвет.
— Не существует в фольклорном смысле, как мелких кровопивцев, страшилки для детей, — безделушка запиналась, то ли подбирая слова, то ли сомневаясь, стоит ли рассказывать. — Я — один глобальный, единственно возможный вампир. Такая с трудом измеримая сущность, вампир энергетический, бедствие и паразит для всего мира. Все эти поверья про вампиров пошли, должно быть, от меня. Так же, как одна из ипостасей дьявола и демона трансформировалась когда-то в фольклоре во вредного рогатого чертёнка. Я нематериален и нетелесен. Но когда получаю свободу и вхожу в силу, в мире начинают свирепствовать войны, болезни, бушевать катаклизмы… И если меня не остановить, принесу полный хаос и разрушения. Но меня всегда останавливают. Существа потусторонние, знающие о моём существовании, среди каких те же ядвиги. Полностью изжить меня нельзя. Но с каждым разом… лучше изучив мою природу, враги изобретают всё более сильные оковы. Вот сейчас… Ты не заметила, что я мил, любезен, пушист и положителен?
— Ты сварливая, ворчливая, колючая железка, по-моему, — криво усмехнулась Дашка. История походила на склеенный по швам бред.
— Хмм… Значит, моё активное сопротивление что-то да даёт. В общем, сейчас оковы не только держат в кулоне, но и полностью подавляют характер, трансформируя жажду злобы и разрушений в прямо противоположные чувства. Я должен бы мечтать освободиться, а вместо этого за тебя тревожусь и пытаюсь развлечь. Дрянное заклятьице. Ещё вдобавок вверен ядвиге для пущего контроля. Только тут неувязочка вышла. У неё неожиданно и очень резко проявились признаки помешательства, характерные для ядвигов в куда более позднем возрасте. Стукнуло милочку что-то в голову, она и сбежала.
Со мной. От многочисленного комитета по моей нейтрализации. Совершенно не отдавая себе отчёта в том, что творит. А теперь вообще почила с миром. Так что я близок к свободе, как никогда. Дьявол, и даже не могу ощутить торжества по этому поводу.
— Что, ты говоришь, будет, если тебя освободить? — Дашка перекатилась на живот, неожиданно заинтересовавшись и испытав прилив бессильной ненависти ко всему миру.