Лисы графства Рэндалл

Имя тоже показалось знакомым, но оно было не слишком-то редким… Даже у нас в труппе была одна Аннабель.

– Красиво. Вам подходит.

Она сурово сдвинула брови и ускорила шаг.

– Нехорошо делать комплименты даме настолько старше.

– Мой единственный учитель считает, что комплименты надо делать дамам в любом возрасте, – засмеялся я и, вспомнив волшебника, сунул руку за пазуху, проверить, не выпал ли кулёк с имбирём. Ветер колыхал разлапистые листья каштанов; по дороге и по стенам домов бродили неверные тени. Где-то невообразимо далеко захлёбывались лаем собаки, и болталась на ратушном шпиле продырявленная луна.

Идиллия.

– В таком случае, ваш учитель – льстец… Помогите-ка мне отодвинуть эти ящики, юноша.

– Меня зовут Кальвин. В честь Задиры Кальвина из «Тодда-Счастливчика».

Она посмотрела на меня, как на призрак, но ничего не сказала.

Ящики оказались лёгкими, почти невесомыми. Они стояли на низкой деревянной платформе о трёх колёсиках и, похоже, служили этакой «дверью» от чужаков – по городским законам строжайше запрещалось перегораживать дворы заборами, даже с калиткой. При этом за наваленный хлам даже штраф не назначали – поди разберись, кто намусорил, а вот найти владельца изгороди было бы уже не так сложно.

Узкий проулок шагов через пятнадцать переходил во двор, а затем опять сужался – да так, что там и два человека едва смогли бы разминуться. Мы шли гуськом – первой госпожа Коде, затем Мари-Доминик, замыкал цепочку я. Иногда мне мерещились за спиной лёгкие шаги, но каждый раз это оказывался то ветер, то птица, то собака. Фонари остались далеко позади; ориентироваться здесь можно было только на слух и на ощупь. Однако служанка шла уверенно и быстро, не натыкаясь ни на бачки, ни на ящики, не мешкая на поворотах. Через некоторое время впереди забрезжил оранжевый огонёк – свет одинокого фонаря, и мы выбрались наконец на широкую дорогу.

– Давай здесь отдохнём, – потянула Мари-Доминик служанку за рукав. – У меня в ботинке что-то колется.

– Мари…

– Ну, пожалуйста!

– Хорошо, только недолго, – быстро согласилась госпожа Коде и боязливо обернулась. – Там, под рябинами, есть лавка. С дороги её не видно.

Я шёл за служанкой и её маленькой подопечной, отставая на пару шагов. Интересная парочка, ничего не скажешь… Гуляют по ночам, подворотни и потайные ходы знают получше бродяжек, да и к тому же садятся отдыхать там, где с дороги их не увидеть.

Конспираторши.

Мари-Доминик, едва плюхнувшись на лавку, тут же задрала ногу и начала сноровисто расшнуровывать ботинок. Пока она вытрясала камешки, служанка степенно опустилась рядом с ней, расправив изодранные собаками юбки. Мне только и оставалось, что сесть на самом краю. Дерево скамьи было тёплым, а скобы, которыми скреплялись доски – точно изо льда сделанными. Сквозь тонкие холщовые штаны контраст ощущался до неприятного резко. Ветер доносил издалека речную сырость, запах тины и почему-то ночных лилий. Оранжевый фонарь рвано покачивался на цепочке; толстые мохнатые мотыльки с бесцветными крыльями колотились в стекло.

От госпожи Коде всё так же пахло шиповником и лимоном, только теперь этот аромат казался не пыльным, а травянисто-терпким, как сбор для заваривания.

Я шаркнул подошвой по мостовой, растягивая время.

Спросить или нет? Хуже не будет точно…

– И что же привело вас так поздно на центральную площадь? Ни за что не поверю, что вы просто гуляли.

– А тебя? – обернулась мгновенно девочка. Глаза у неё поблёскивали в темноте, как у большой собаки. – Почему не спишь ты?

– Не хочу днём гулять, чтобы не попадаться кое-кому на глаза, – туманно ответил я. Мари-Доминик наверняка решит, что речь о Кормье, хотя на самом деле это с волшебником мне не хотелось встречаться. – И сегодня я должен был к тому же сладкого купить Ирме… А, чёрт! Забыл совсем, надо бы на площадь вернуться, пока торговцы не разошлись…

Я вскочил было, но госпожа Коде придержала меня за рукав и качнула головой:

– Не стоит. Боюсь, там сейчас немного шумно. Вот, возьмите. Это подарок.

В мою ладонь лёг маленький холщовый мешочек.

– Что здесь?

– Засахаренные лимонные корочки и миндаль в шоколаде, – улыбнулась служанка. – Стыдно признаться, но и в столь почтенном возрасте я остаюсь ужасной сладкоежкой.

– Маленькие слабости – отнюдь не то, чего надо стыдиться, – хмыкнул я. – Спасибо. Ирма обрадуется.

– Ирма – та, у которой птички и кролик? – непосредственно поинтересовалась Мари-Доминик, всунула ногу в ботинок и принялась тщательно шнуровать его. А потом добавила невпопад: – Мы хотели навестить бабушку.

– Что? – Я не сразу сообразил, что это ответ на самый первый мой вопрос. – То есть – бабушку?

– Мамину маму, – смешно наморщила нос Мари. – Жоэль не разрешает с ней встречаться, но мы всё равно сбегаем. А дедушка в том году умер… Меня не пустили на похороны. Очень жалко, я хотела ему показать, как научилась играть траурный марш на кларнете. Почти до конца не сбиваюсь… – Мари-Доминик поболтала ногами и запрокинула голову к небу едва-едва просвечивающему сквозь плотный рябиновый купол.

– Соболезную…