Из последних «шуток» вспоминалась хотя бы шикарная подборка кассет с фильмами про стокгольмский синдром, от весьма знаменитых, вроде «Переговорщика», до совершенно неизвестных. Как, например, в глухую провинцию попала запись латиноамериканской ленты «Захват мэрии в Буэнос-Айресе», а тем более – любительская запись японских школьников на ту же тему, оставалось только догадываться. Впрочем, кассетами город не ограничился – устроил на улице настоящее светопреставление с метелями и гололедицей под конец марта, а потом и вовсе проломил Бриджит крышу обледеневшим сугробом.
– Я к тебе на пару деньков, – заявила Бридж с порога. – Ребятки сказали, ко вторнику починят. А торговля в такую погодку всё равно стоит… Ух, как исхудала, бедняжечка, хочешь, я тебе фейжоаду приготовлю?
– Приготовь, – смело ответила Мирилл. – А это что такое, кстати?
– Фасоль с мясом, – хихикнула Бриджит.
– Надеюсь, не с человеческим?
– А как получится… Да ладно, ладно, шучу. Тебе коровок не жалко?
– Никогда в жизни не видела живую корову. Так что, наверно, нет.
Фейжоада, несмотря на пугающее название, оказалась вкусной и очень сытной – густая смесь чёрных бобов, трёх видов мяса, маниоки, креветок и овощей, страшно острая и солёная. Мирилл потом выхлебала литра два чистой воды со льдом и пропустила половину фильма, бегая то на кухню, то в туалет. Бриджит же пребывала в крайне сентиментальном, ностальгическом настроении и те же полфильма прорыдала.
– Какая сволочь, – припечатала она в конце главного героя. – Взял девчушечку в заложницы, запугал до смерти. А бедняжечка потом его на суде защищала! Ну не дура ли?
– У них, по замыслу режиссёра, любовь. А там, где у режиссёра есть замысел, логика молчит, – фыркнула Мирилл. – Вообще это называется стокгольмским синдромом. Сочувствие к угнетателю и всё такое.
Бриджит подобрала с пола коробку от кассеты и, вглядевшись в исполненное страданий лицо главной героини, вздохнула:
– Ну, я б тому, кто меня поугнетал, угнеталку потом бы отрезала.
– Я бы тоже, – легко согласилась Мирилл. – Не представляю, как можно любить того, кто тебя мучает.
– Н-да? – Бриджит кинула на неё странный взгляд. – Ты-то?
– А что?
Бриджит похмыкала, но так ничего определённого и не ответила.
Та метель была последней в затянувшемся зимнем марафоне. Потом Город точно опомнился – разогнал холодные циклоны, выкрутил солнце на максимум. Температура от нуля подскочила сразу до двадцати. От быстрого таяния снега Уотерс вышла из берегов, устроив форменный переполох в низинах, а ежевика расцвела на месяц раньше положенного срока, вскоре после яблонь и слив. Но настоящим сюрпризом стало нашествие бабочек – вместе с перелётными птицами в Город ворвались целые стаи данаид-монархов.
– А это не перебор? – спросила как-то Мирилл, почувствовав за плечом знакомое присутствие. Дело было уже глубокой ночью, на веранде; свихнувшиеся гортензии слепо тыкались в перила плотно сомкнутыми ещё гроздьями соцветий. Каждое утро Мирилл отпихивала их подальше, но за день они снова пробирались на веранду, втискивая побеги между столбиков перил.
– Нет, – ответил он после запинки. И коснулся плеча, легколегко, то ли кончиками пальцев, то ли крыльями заблудившегося монарха. – А давай пойдём гулять? Вдвоём.
От неожиданности Мирилл едва с перил не сверзилась.
– М-м, нет, спасибо. Завтра вставать рано, работа всё-таки… А я из-за этой погоды и так не высыпаюсь.
Скрипнули разбухшие от сырости доски пола. Мирилл закрыла глаза, бессмысленно растирая пальцами лист гортензии по перилам. Плечи лизнуло холодком – чужая рука бережно отвела растрепанные волосы в сторону. Ветер всколыхнул пышное пионовое море вдоль дорожки.
– Эй, ты что?
– Дурочка, – фыркнул он и быстро прикусил пятый позвонок, не больно, но до мурашек. Мирилл дёрнулась обернуться – однако на веранде было пусто, как всегда.
Потом, гораздо позже, оглядываясь назад, она понимала, что это был первый сигнал.
Второй прозвенел в конце мая, скандальным разворотом в местном «Рупоре». Речь в статье шла о расхищении городского бюджета; чтобы покрыть дефицит, мэр предлагал отдать часть городского парка под вырубку и строительство крупного торгового центра.
– Ты не собираешься с этим ничего делать? – выпалила Мирилл, выскочив на задний двор пекарни, как была – в фартуке и косынке. Царило полное безветрие; небо сплошняком в перистых облаках – белое серебро и синь, а на земле – сушь, умеренная жара и оглушительный треск цикад. – Эй! Ты же слышишь меня?
В здании пекарни надрывно пищал таймер печи – надо было вынимать круассаны.
– Слышу, – растерянно отозвался Город. – Я займусь этим, не беспокойся.
Пообещал – и пропал.
Мэра действительно сместили, необходимую сумму нашли, парк оставили в покое.