Листопад в декабре. Рассказы и миниатюры

— Сила! Вот это жизнь, я понимаю! — вырвалось у Тарелкина, когда он повернулся к сомлевшему заготовителю.

— Бросьте вы, какая тут жизнь? — огрызнулся тот. — Одной ногой в могиле стоим! Не-ет, милое дело ездить на поезде.

Заготовитель совсем позеленел, глаза выкатились, и он ринулся в туалетную комнату. Тарелкин засмеялся, посмотрел на других пассажиров. Некоторые читали газеты, другие курили, беседуя, а кое-кто дремал, полулежа в удобных креслах.

Вокруг мчались темные дождевые тучи, а впереди — в прорыве — манило дивное синее сияние. В облака ворвались, точно в месиво густого тумана. Самолет взмыл еще выше и понесся над облачным полем. Оно дымилось.

Тарелкин все замечал.

Пронеслись над Улан-Удэ. Самолет порывами начал падать вниз.

Выйдя из самолета, заготовитель чуть не всхлипнул: до того было хорошо ступить на землю, до того здесь все было понятно, дорого и, главное, совсем безопасно.

— Вот это жизнь так жизнь! — слабым голосом почти пропел он Тарелкину. — Пойдемте, хватим коньячку.

Но Тарелкину сегодня даже думать было противно об этих буфетах. Что-то вольное и сияющее, как это небо, коснулось его. А может быть, действительно небо коснулось его души? И то охватывала радость, ощущение силы, то порывом ветра опахивала душу смутная, тревожная тоска.

Под крылом самолета стояли летчик и бортмеханик — в синих кителях и в фуражках с золотыми эмблемами.

Тарелкин смотрел на них с почтением. Это были молодые, статные ребята. Они держали себя уверенно, горделиво и казались Тарелкину особыми людьми. Ему очень понравилось, что они называли свой самолет кораблем. В этом слове была отвага и еще что-то такое, что с детства заставляло сильнее колотиться сердце.

В Улан-Удэ прибавились новые пассажиры. Тарелкин обратил внимание на хрупкую девушку с тонким и каким-то прозрачным лицом. И льняные волосы, и розовые уши, и пальцы, просвеченные солнцем, казались прозрачными. Бледно-золотистый струящийся плащ с клетчатым внутри капюшоном тоже оставлял впечатление прозрачности. Когда в самолете она сняла его, то оказалась, как школьница, в коричневом платьице с белым воротничком. Она села рядом с Тарелкиным.

Корабль ушел с земли.

На миг становилось весело и просто оттого, что совсем близко под кораблем мирно расстилалось что-то вроде пушистой белой степи. И вдруг среди нее появлялся темный прорыв, полынья, и Тарелкин видел под собой ужасающую глубь, на дне которой курчавились леса, извивались речки. Голова кружилась от этой бездны.

Он стал замечать среди облачного поля черные пропасти, пещеры, трещины.

Вот равнина исчезла, и облака теперь уже походили на занесенную снегом горную местность с эльбрусами и монбланами. Только у этих грандиозных хребтов не было твердости, — они были пушисты, легки, светоносны. Иногда хребты проплывали в уровень с окнами, поражая Тарелкина своим величием. Сердце его заныло, как это бывало порой при звуках музыки. Как будто он очень любил кого-то и вот расстался навеки, но нет-нет да и накатывают воспоминания, и сердце щемит, и хочется быть лучше, хочется быть другим.

Сейчас под ним жили облака и бездны, а над ним — небо и солнце. Видно, душа человека создана для свободы и, как только встречается с нею, так непременно отзывается.

Тарелкину показалось, что с ним и еще что-то случилось. Откуда взялось это особое легкое волнение? Рядом чуть слышно зашелестело платье, и он понял, что все время бессознательно чувствует соседку.

Тарелкин старался не смотреть на девушку, но ему все время хотелось смотреть на нее. Общительный и доверчивый, он повернулся и добродушно предложил:

— Хотите к окну? Интересно!

— Спасибо, — улыбнулась девушка. — Я уже летала, а вы первый раз. Вам интересней.

— Хм, откуда же вы узнали, что я первый раз?

— А вы нос придавливаете к окну, — засмеялась соседка. — Я даже знаю, что вас зовут Коля!

— Мощно! — удивился Тарелкин.

— И что у вас есть знакомая Лена! — веселилась девушка.

Тарелкин покраснел и убрал татуированные руки с подлокотников.

— Вы шофер?

Тарелкин повел плечами и засунул в карман пиджака купленную брошюру «В помощь шоферу».

— Глаз у вас мощный!

Тарелкин, не скрывая, смотрел на нее с интересом. Девушка была веселая, озорная, смелая. В Красноярске, прогуливаясь около самолета, он спросил:

— А как вас зовут?

— Васса.

И имя его удивило. И понравилось это имя.

Васса вела себя так просто и непринужденно, что они уже через пять минут смеялись и болтали. Тарелкин выяснил, что она работает в геологоуправлении, а в Москву везет какие-то документы и образцы открытых руд.

Тарелкин долго видел в невыразимой дали светлые могучие извивы огромного Енисея. Хотелось без конца смотреть на них. А когда они исчезли, охватила грусть. И если бы Тарелкин привык размышлять, он понял бы, что душе, кроме свободы, нужна еще и красота.

Все в нем незаметно изменилось. Он уже не так сидел, как час назад, не так дышал, не так курил, даже не так кашлял. Он все время чувствовал рядом человека, которому хотелось нравиться.

Смеркалось. Попали в дождь. По окну стремительно проносились водяные клубочки, разматывая водяные ниточки.