Листопад в декабре. Рассказы и миниатюры

— Гуляли они раньше, Степка-то с Клашкой. Ну и снова спелись, — пробормотал Ягодко.

— А ты тоже, Семен, стоял как телок! Мозгами шевелишь, точно бревна ворочаешь! — закричала Полина. — Поставил бы весь дом вверх ногами. Обоих за шиворот, да лбами и звякнуть, чтобы черепки треснули, как яйца. Ведь вон какой медвежище!

— Вот как, брат! Значит, обскакал тебя Лоскутов, хе-хе-хе! — не унимался Светлолобов.

Засмеялись и другие.

— Хэ, смеются! Умный не смеется! — разозлился Арсалан.

Семен облегченно вздохнул, когда полезли в грузовик и разговор кончился. Сел на заднюю скамейку. Старик Лапшов устроился рядом, угостил махоркой.

Накрапывал дождик. Погромыхивал гром. В тайге попали в полосу сильного дождя. Холодные струи стекали по лицу, как проволока. Унылый, мокрый туманный лес замер под дождем. Мелькали старые вырубки с серыми пеньками. В глубине леса кукушка однотонно и нежно звала и звала кого-то и никак не могла дозваться. Дорога превратилась в речку, вода бурлила под колесами.

— А где молодожены-то? — спросила Полина, кутаясь в клетчатую шаль.

— В обнимку лежат, — весело ответил Светлолобов из-под брезентового капюшона.

Лапшов сердито глянул на них и пробормотал:

— Сегодня, кажется, поработаем с боку на бок в балагане.

И нельзя было понять, на что он сердится.

Семен ехал в одном пиджаке, подставив лицо и грудь дождю, и думал о том, что эти люди смеются не со зла, а просто им до чужой беды нет никакого дела. От этой мысли густая, как смола, печаль поползла в душу. Ведь не так же все должно быть между людьми!

Из полосы дождя уже выехали.

— Гром постучал-постучал немного да и смолк — попугал малость, — обратился Лапшов к Семену как-то по-особому, тепло.

Семен внимательно посмотрел на старика, отвернулся и, как вчера, остро почувствовал, что никому он не нужен и вообще неизвестно, зачем землю топчет. Кто он? Так, ноль без палочки. Вот он трясется на ухабах под дождем в старом пиджачишке, мокрый, неприглядный, с руками грубыми, как сосновая кора. Погладит — оцарапает. Такой заявится в город — милиционер глаз с него не спустит. Эта мысль не оставляла Семена и на лесосеке.

Лес после дождя засверкал под солнцем, будто пересыпанный множеством сияющих стекляшек. На конце каждой шишки и хвоинки висела прозрачная капля. Арсалан подпрыгнул, дернул ветку — тополек выплеснул воду, словно из ведра.

Когда с гулом рухнула первая сосна, над ней взметнулось облако водяной радужной пыли.

Электропила после дождика била током сквозь брезентовые рукавицы.

— Дьявол, царапает! — крякал и ежился Семен.

Пришлось оставить работу, пока не подсохло. Ягодко обругал начальство за то, что нет резиновых сапог и рукавиц, и пошел собирать бруснику, от которой полянки были красными. Семен расстелил пиджак, лег, задумался.

Фырканье грузовика внизу под холмом вспугнуло его мысли. Семен поднялся. Алеша Сарафанников, стоя на подножке, звонко кричал в гулкий лес:

— Здорово, лесогубы!

Дождик снова забрызгал, внезапно и звучно над лесосекой затрещал гром. Светлолобов торопливо остановил станцию. Работа срывалась.

Семен подошел к Сарафанникову.

— Ты куда?

— Куда бы шофер ни ехал, он всегда едет вперед. На нижний склад качу.

— Проехаться, что ли, пока дождь… Обратно подбросишь?

На дворе лесосклада Семен увидел горы бревен. «Сколько их!» — удивился он. Казалось, только могучей стихии под силу наворочать такие завалы.

— Сколько же здесь кубометров? — задумчиво спросил он у Сарафанникова.

— Да, пожалуй, тысяч двести, не меньше, если не больше! — Шофер прищурился, глядя в небо так, точно слушал далекую музыку. — Десятка два хороших деревень! Ваш брат наворочал! — добавил он и ушел.

Семен удивленно посмотрел на шевелящиеся под гимнастеркой лопатки Сарафанникова, потом стал внимательно разглядывать свои большие руки с липкими пятнами сосновой смолы.

Медленно обходя груды бревен, скреб шершавую щеку. От бревен пахло смолой. Семен понюхал руки — они тоже пахли смолой.

…Дня через три Лоскутов с Клашей вышли на работу. Начальник дал им комнату, и Клаша перевезла из деревни вещи. Вечером она стояла у ворот подбоченясь, насмешливо щурясь на женщин, словно вызывая их на скандал.

Лоскутов зашел в общежитие взять чемодан. Увидев, что все его имущество вместе с кроватью — в сенях, остановился на пороге комнаты:

— У кого это руки чесались? Таких вояк можно быстро к ногтю… — Он погладил суконку-бородку.

Семен лежал на кровати, заложив руки под голову, опустив обутые ноги на пол. Ягодко сидел с намыленным лицом — брился. Арсалан стоял на табуретке, исправляя репродуктор.

— Это тебя, гнида, к ногтю надо, — ощерился он и присел, точно готовясь прыгнуть на грудь Лоскутова. — Раз — и готово! — Арсалан прижал ноготь к ногтю.

Лоскутов сжал зубы, двинулся в комнату:

— Ты что это из себя строишь?

Семен неторопливо поднялся с кровати, под ним жалобно крякнула новая, совсем еще не расшатанная половица. Лоскутов глянул в его лицо, круто повернулся, сгреб вещи и уже в открытое окно крикнул:

— Мое вам!

Арсалан наотрез отказался работать с ним в паре. Мастер просил, требовал, приказывал — Арсалан гневно твердил одно и то же: