Листопад в декабре. Рассказы и миниатюры

— Пей молоко, — суетится она, — мама тебе оставила. И сыр. А конфеты я съела.

— Мама домой приходила поздно? — спрашивает папа, и губы его вздрагивают.

— Нет, она приходила рано, — весело отвечает Крылышко.

— У нас никто не бывал?

Крылышко густо краснеет, глаза бегают из стороны в сторону, а лицо улыбается. Она поспешно говорит:

— Нет, нет… Никто…

Отец задумчиво смотрит ей в лицо. Морщины на лбу собираются гармошкой, хоть Крылышко и не сжимает их пальцами.

Крылышку не хочется уходить, но она торопливо уносится в сад.

Свечерело. Куры неуклюже взлетели на деревья. Спят на сучьях, как вороны. Уже давно должна прийти мама.

Папа выходит. Садится на пенек у старой ивы. Она толстая и такая старая, что наполовину иструхлилась, сохранился лишь один бок, похожий на большущее корыто, обросшее ветвями.

Лицо у папы темное. Он сидит, опустив тяжелые руки, не может поднять их. Плечи тоже опущены. Может быть, папа очень много работал и сейчас у него все болит? И руки, и плечи, и спина — все болит. А большие черные глаза такие, словно его кто-то очень обидел.

И Крылышко тоже чувствует себя обиженной. Ей жаль папу. Она осторожно подходит и, не зная, что сказать, стоит рядом. Папа виновато и робко улыбается, порывисто обнимает ее. И тут же, наверное, забывает о ней, о чем-то думает.

— Папа, скажи этому дяде Валере — пусть он к нам больше не ходит, — вдруг горячо просит Крылышко и заглядывает ему в глаза.

Папа вздрагивает, морщится.

— У всех дома хорошо. От дяди Васи пахнет яблоками, а от тебя — вином. Мама сердится. Вы ругаетесь…

Края ее губ опускаются, нос краснеет.

Отец изумленно, испуганно смотрит на нее. Он беззвучно шевелит губами. Крылышко ждет. Неожиданно он отстраняет ее и уходит в дом, пошатываясь, хотя Крылышко знает, что он сегодня не пил вина.

Наступает ночь, а мамы все нет.

— Ложись, спи, — шепчет папа и гладит Крылышкину спину. — Я посижу на крыльце.

Он уходит, а Крылышко лежит в кровати у открытого окна. Свет погашен.

Темный сад прижимается вплотную к окнам. Сияет большая луна, а под деревьями мрак. На черной земле местами лежат молочно-голубые пятна. Они расстелены, как платки. Сквозь навесы из ветвей и листвы падают во мрак косые столбы света. В них проносятся летучие мыши.

На лунные платки выкатываются колючими клубками ежи, толкают поросячьими мордочками яблоки, лакают из арыка воду.

Крылышко слушает птиц. Ей представляются перепела в клетках из тыкв. Клетки качаются на ветвях в узбекских двориках. Перепела стараются перекричать друг друга. А перепелам отвечают с вершин старых чинар ушастые совки-сплюшки, похожие на котят. Они выговаривают грустно-грустно: «Сплю… Сплю…»

На берегу близкой речки раскричалось множество лягушек.

И вдруг, пугая Крылышко и птиц, по гулким садам в разных местах начинает что-то трещать. Ни дать ни взять — с вершин валятся пустые корзины: «Тр-р-р!»

Крылышко прячется под одеяло, сжимается в комочек. Птицы замолкают, притаились.

Крылышко успокаивается, вспомнив, что это огромные чинары меняют кору. Кора, засохнув, отстает и висит лохмотьями, а ветерок дунет — срывается и гремит по ветвям.

Птицы, должно быть, тоже вспоминают это и снова начинают петь и кричать. В саду ревет ишак, точно лев в зверинце.

Крылышко лежит с широко открытыми глазами, замирает от страха, от любопытства, слушает голос ночи.

Потом в груди у Крылышка начинает неприятно ныть. Ей чудится, что в эту ночь должно случиться что-то нехорошее. Это нехорошее затаилось во мраке сада и вот-вот ворвется в дом. Она выглядывает в окно, хочет позвать папу. Он сидит еле видимый, недвижный. Крылышко боязливо смотрит на него, забирается под одеяло с головой. Но даже под одеялом ясно слышит печальных сплюшек…

Просыпается Крылышко от крика. В кухне что-то происходит. Яркий свет в комнате режет глаза. Вдруг из кухни выскакивает растрепанная мама и бросается к окну. За ней вбегает с ружьем папа. Лицо у него белое, как рубаха; Крылышку мерещится, что и глаза его побелели. Он быстро вскидывает ружье.

— Не надо! — пронзительно кричит Крылышко, вылетает из кровати и хватается за ружье.

Темнота в окне проглатывает маму. На ветке качается алая косынка.

Крылышко висит на руке отца и рыдает. Вспугнутая криком, уже не звенит ночь. Все притаилось и только совка с вершины сообщила нерешительно и еще печальнее: «Сплю… Сплю…»

— Спи, — шепчет отец и кладет руку на голову Крылышка. Рука прыгает, а под ней дрожит голова девочки.

— Нет, это ты иди спи, — уговаривает она совсем по-взрослому. — Иди спи. Спи.

Утром, когда папа ушел на работу, осторожно, крадучись, появляется мама. Губы ее бледны.

— Испугалась, моя девочка, — нежно обнимает она Крылышко, — ну, ничего, скоро все кончится. Собирайся. Мы уезжаем.

— Куда? — удивляется Крылышко.

— На другую квартиру.

— А кто же… на другую квартиру?

— Я, ты…

Мама заполняет четыре больших чемодана. Какой-то мужчина с засученными рукавами выносит их, насвистывая.

Крылышко бежит к дверям, расставляет руки:

— Мама, не надо!

— Ты с ума сошла! — сердится мама, берет ее за руку и уводит из дома.

У ворот стоит серое такси с шахматной полоской на боку…