Листок на воде

— Да-с, получим заказик! — папашу аж распирает. — Щетинин прием устроил и генерала зазвал, а я перехватил. Вот! Ты помог. Владимир Михайлович — человек строгих правил, взяткой его возьмешь, но отцу героя навстречу пошел. Комиссионные тебе по праву полагаются, но у меня лучшее заготовлено! — он кладет на стол толстый пакет. — Наследство матери. Хоть ты и кричал, что ничего не надобно, я сберег. Имущество продал, а выручку — в ценные бумаги! Знаешь, сколько здесь?

Пожимаю плечами.

— Двадцать три тысячи! Капитал! Как распорядишься?

— Наличными можно?

— Нет у меня столько, — он удивлен, — а продать бумаги скоро не получится.

— Давайте, сколько есть!

Он лезет в ящик стола и достает пачку банкнот, перевязанную шпагатом.

— Десять тысяч!

Беру и прячу в карман.

— Спасибо!

— С остальными что делать?

— Поменяйте на золото!

Он удивлен:

— Золотые рубли запрещены к обращению. Достать можно, но втридорога.

— Пусть!

— Как знаешь! Позволь полюбопытствовать: зачем тебе столько? Женщина?

Киваю. Женщина — лучшее объяснение. Он понимающе щурится.

— Теперь не скоро увидимся?

— Послезавтра у меня выпуск. Затем — фронт!

— Не надоело? — он касается моего погона. — Погеройствовал — и хватит! Мне надобен свой человек в деле, управляющим веры нет. Только скажи, освободим от службы тотчас! Нельзя время упускать! Заводы круглосуточно работают! Барыш невиданный!

— Труха это все!

Он в недоумении. Мне не стоило этого говорить, но утром я исполнил обещание — поиграл с Лизой. Не хочу, чтоб она видела пьяных матросов…

— Через два года, — я трогаю пакет, — это будет трухой. Инфляция…

— Считаешь меня глупым! — хмыкает он. — Думаешь, не вижу, что творится? Я хоть в Англиях не учился, но соображение имею. Все свободные деньги — во французских и английских ценных бумагах.

Вот так! Россия занимает деньги за границей, а свои покупают иностранные облигации.

— Если рубль обесценится, — говорит он, — то заводы останутся!

— Отберут и заводы!

— В казну? Так заплатят!

— Они не заплатят.

— Кто они?

— Большевики.

— Ты думаешь?..

— Я знаю. Не хочу объяснять, откуда, считайте, что у меня после контузии — дар пророчества. Прошу вас, Ксаверий Людвигович, запомнить. В феврале 1917 года в России случится революция. Царь отречется от престола и случится это в Пскове. Поначалу все обрадуются, но в октябре большевики осуществят переворот. Богачей и знать будут резать, как цыплят. Помните Французскую революцию? Будет даже хуже. Не смотрите на меня так, Ксаверий Людвигович, понимаю, что не верите. Прошу об одном: как только мое пророчество станет сбываться, берите семью — и за границу! Франция, Англия — все равно; чем дальше, тем лучше.

— А ты?

— Я взрослый мальчик, не пропаду!

Пропаду, конечно, но ему лучше не знать.

— Господи, сынок! — он крестится. — Какие времена! Ты хоть поосторожней в своих аппаратах…

Папаша с семьей отправляется в церковь, меня отвозят на кладбище. По пути покупаю венок. Могилы, мраморная плита с именем и стандартной эпитафией. Кладу поверх цветы. У меня нет чувств к лежащей под плитой женщине, мне просто неловко. Я присвоил наследство ее сына. Единственное утешение: других претендентов нет. Мысленно обещаю покойной: на женщин деньги тратить не буду, только из жалованья. Разве что на выпивку не хватит…

На обратном пути заглядываю в оружейную лавку, покупаю «браунинг» калибра 7,65 и пачку патронов. Мне не понравилось действие карманного трофея. Офицеры имеют право на собственные пистолеты, «браунинг» в рекомендованном списке значится.

В школу возвращаюсь под вечер. Прощание с семьей было теплым, поэтому вваливаюсь навеселе. Скидываю шинель — опа! Все взгляды на мою грудь. Крестики снять забыли…

— Я это, я! — говорю с досадой. — Тот самый Красовский!

— Так мы знали! — улыбается прапорщик Квачко, мой сосед по койке.

— И молчали?

— Вы хотели инкогнито…

— Расскажете про свои подвиги?! — подскакивает Недобоев. Он самый юный офицер в группе.

— Расскажу! Но сначала…

Офицерам запрещено носить свертки, но насчет карманов нигде не прописано. Папашины закрома сегодня полегчали. Коньяк, французский, шустовского не достать — заводы закрыты. Толстая плитка шоколада, конфеты тоже шоколадные…

— Сгодится на закуску?

— На фронте шоколада не дадут! — смеется Квачко. — Очень даже сгодится! У родителя гостили?

— Ага!

Достаю из ножен кортик, как им открывают коньяк, я знаю. Хоть для чего-то сгодился. Квачко несет стаканы. Хорошие они ребята…

— Ра-внясь! Смирна! Прапорщик Красовский!

Чеканю шаг и докладываю прибытие. Под каракулевой папахой строгие глаза начальника авиационного отдела воздухоплавательной школы полковника Ульянина. Рукопожатие, свидетельство об окончании, знак… Отныне во всех бумагах я — Военный Летчик. Так здесь принято — с больших букв. Вот и хорошо! Было бы на чем летать!

10