Лист Мёбиуса

— Вполне возможно, — холодно отреагировал Пент. Стелла, заметив равнодушие мужа, взглянула на него с укоризной. А Лембиту, по всей видимости, было достаточно того, что ему не возражали.

Тут в самом деле тема разговора переменилась. И несколько странным образом.

Маленький человечек вдруг весь засветился радостью и провозгласил:

— В 1683 году моего прапрапрадеда вместе с его женой обменяли на двух чистокровных охотничьих собак. У меня есть на сей счет подлинный документ. Они жили где-то под Синди, а затем их перевезли на остров Кихну. Дедушка (то есть прапрапрадед) знал кузнечное дело, а на Кихну якобы настоящего кузнеца не было. Что вы по этому поводу скажете? — И он задрал голову, словно легавая в стойке.

Пент ничего не сказал, только подумал, что едва ли решился бы обнародовать такой факт.

Затем Лембит взглянул на кофейную гущу в чашке Пента и свет с новой силой озарил его лик.

— Как-то у наших островов судно с кофе наскочило на прибрежную скалу. Ну, крестьяне, конечно, запаслись колониальным товаром. Только женщины не знали, что с ним делать. Это было не так давно, на рубеже столетия. — Лембит многозначительно поднял вверх мизинец. Моя милая женушка уставилась на его белый мизинец как на маяк. Может, он в самом деле излучал какой-то невидимый Пенту свет. — Одна из женщин решила пойти к соседям, которые умели заваривать кофе. Там сварили кофе и дали ей выпить. После этого женщина прибежала домой и выпалила в гневе: «Вот черти окаянные, мне дали жижу выпить, а себе всю гущу оставили!..» — Лембит негромко хохотнул. — Что вы скажете?

Опять! Да что тут можно сказать? Пент тоже решил рассмеяться. Затем Лембит переменил тональность, тенор перешел в резкий баритон. Он стал чеканить:

— Наш культурный слой тонкий! Мы невежественный народ! Мы не должны это забывать! Мы веками голодали! Может быть, вы знаете эту свадебную песню? — Он снова перешел на тенор и затянул странным, скрипучим голосом, от которого стало как-то не по себе:

Свадьба, свадебка у нас!
Ой да свадебка у нас!
Жирно ест народ
и хмельное пьет.
Булки белые, колбасы свежие,
сало в руку толщиной,
а какая каша —
вот оно, веселье наше!

И, конечно, опять спросил мнение Пента. Когда тот пожал плечами — было и смешно и неловко, — Лембит сказал нравоучительно:

— Да-а… Не стоит забывать прошлое. Кто не помнит о прошлом, тот лишен будущего! — Он отправил в рот кусочек пирожного и закончил весьма многозначительно: — Когда водолаз слишком быстро поднимается с глубины, то может погибнуть. Вот! — Это и впрямь прозвучало угрожающе. Глаза Лембита округлились, выпучились, словно он сам подвергся этой напасти. — Кровь закипает… Эта штука называется кессонной болезнью. Да, не следует этого забывать! — И поскольку его взгляд остановился на полке с самыми ценными книгами, Пент с грехом пополам понял скрытый смысл сказанного: рано, мол, нам замыкаться на гениях, у нас есть дела поважнее.

Затем Лембит взглянул на часы.

— Ой, мне пора. Я обещал зайти к одному коллеге посмотреть слайды. Каменные могильники. Да, а вам обязательно нужно проветриваться, не то закоснеете тут… Стелла будет брать вас иногда в нашу компанию…

Он поднялся. Они простились, и Стелла пошла проводить гостя в переднюю.

— Вам с ним нелегко, Стелла, — донесся до Пента приглушенный шепот Лембита.

Пент не сомневался, что сейчас получит нагоняй от Стеллы, но когда она вернулась в комнату, то и сама, оказывается, вздохнула с некоторым облегчением.

— К сожалению, я показал себя не слишком воспитанным человеком, — заметил Пент. Каково же было его удивление, когда Стелла улыбнулась. После того как идейный маяк перестал озарять комнату своим светом, она изменилась. Если Стелла и напоминала старательную молодую гусыню, смотревшую в рот вожаку-гусаку, то теперь она вновь превратилась в ту симпатичную птичку, которая трясет гузкой, но чье название во избежание приторности не следует повторять слишком часто.

— Извини меня, но какого лешего он гордится тем, что во время оно его пра-пра— и так далее родителей обменяли на охотничьих собак? Боже ты мой, в этом есть что-то патологическое.

— Сам ты сплошная патология… Дернуло же тебя вякать о педерастии… Так перепугал Лембита, что… — Но Стелла говорила безо всякой злости.