Лист Мёбиуса

Об учебе в институте писать особенно нечего, ничего необычного в эти годы не происходило. Пент был весьма заурядным студентом, а в чисто технических дисциплинах и вовсе беспомощным. Некоторых лабораторок он даже боялся, потому что его руки, весьма легко порхавшие по клавишам рояля, за лабораторным столом совершенно его не слушались; Пент прямо-таки виртуозно справлялся со всякими быстрыми движениями и сильно нервничал, когда приходилось замирать, словно в изваяние превратившись, и унять невольную дрожь в руках при взвешивании или измерении. Так что в этой части, доктор Моориц, химик Пент С. в некотором роде невротик.

Однажды доцент Вийльпокк на практикуме по аналитической химии заметил, что руки у Пента дергаются, отчего аналитические весы — тонкий инструмент, реагирующий на каждый миллиграмм, — ходят ходуном и дребезжат на столе, словно при землетрясении. Если бы преподаватель не следил столь внимательно за его действиями, может быть, руки у Пента и не дрожали бы так — его сбивал посторонний взгляд; а Вийльпокк громогласно объявил, что с такими руками химиком нипочем не стать. Это не очень-то расстроило Пента, поскольку он и сам был уверен, что в жизни его ждет нечто иное, нечто «необыкновенное»… Да, человек почти окончательно формируется в детские годы, что также утверждает Зигмунд Фрейд, и несколько высокомерная уверенность в своей «избранности» неизменно крепла в нем еще со времен дедушкиной темной комнаты.

Тем не менее Пент кое-как справился с аналитической и неорганической химией. От них в закутках памяти остались приятные, элегантно окрашенные впечатления (например, осадок никелевых солей в виде розовых ватных водорослей), кроме того эти разделы химии создавали уверенность в упорядоченности и детерминизме нашего мира и позволяли считать химика представителем точной науки, дирижером молекул.

Зато практикумы по органике, связанной с жизнью, можно даже сказать, химией жизни, если не касаться собственно биохимии, — производили более сильное, какое-то мистическое впечатление и вновь поколебали возникшую было иллюзию относительной ясности.

Никак нельзя пройти мимо одного лабораторного занятия по органической химии, у которого опять же имеется связь — да будет позволено вновь выразиться в возвышенном стиле — с вечными проблемами Жизни и Смерти и с некоторыми их тайными сторонами. Тем более мы должны это сделать, что выше нашлось достаточно места для подробного описания просыхавших на чердаке шкур и для рассказа о некоей особе, предположительно подпавшей под влияние маркиза де Сада, правда, при рассмотрении студиумов по химии есть опасность съехать на вопросы теории, но мы постараемся держаться подальше от глубин науки, ограничиваясь эмоциями.

У нас уже был разговор об одной загубленной жизни, когда в средней школе каплей концентрированной азотной кислоты прервали дальнейшее развитие ovum'a, или желтка, и о связанных с этим легких угрызениях совести. Но сама эта желтая жижица еще не пахла Тленностью; а в высшей школе случилось так, что о себе возвестила химия смерти, причем возвестила так резко, остро, едко, что однажды половина студентов, заполнявших лабораторию, вынуждена была бежать из нее, зажав нос…

Жизнь, как объясняют классики, есть форма существования белковых тел. Также, наверное, каждый знает, что белки построены из остатков аминокислот. При разложении белков, будь то в каком-нибудь деревянном ящике, опущенном в могилу, или где-либо еще, возникают амины, диамины, треамины и так далее. Среди них попадаются амины, даже в самых малых дозах подающие сигнал бедствия нашим ноздрям, а еще больше нашему разуму: эти запахи напоминают нам о нашей собственной участи; разложение, гниение и прочие подобные процессы вселяют страх и отвращение во всех кроме разве заскорузлых эскулапов (простите, доктор Моориц!). В лаборатории органической химии, как можно догадаться, занимаются именно реакциями синтеза и разложения. Однажды в пасмурный осенний день будущий химик Пент С. должен был синтезировать амин. Для этого ему надлежало воздействовать водородом на определенные азотные соединения. А получить предстояло самый простой амин — безвредный, почти не пахнущий, во всяком случае не отравляющий существования амин, но по-видимому, дело было в нечистых исходных веществах — внезапно помещение наполнилось такой вонью, что все и прежде всего, конечно, сам Пент сильно испугались, буквально содрогнулись.