Лисий король

Уот Дэнбери поднялся с кровати, оделся и стал, охваченный тоской, бесцельно бродить по комнате, совсем несчастный и растерянный; в мыслях он уже видел себя навсегда заточенным в психиатрическую лечебницу графства. Итак, доктор ручается, что если он благополучно дотянет до вечера, с ним сегодня уже ничего не случится, но не очень-то весело ждать, не появятся ли симптомы, и поглядывать все время на свой сапог: по-прежнему ли он остается сапогом или у него уже выросли ножки и усики. Вскоре ожидание стало невыносимым и он почувствовал, что ему необходимо дышать свежим воздухом и видеть зеленую траву. С какой стати ему сидеть дома, когда в какой-нибудь полумиле от него сейчас съезжается Аскомбское охотничье Общество? Если у него должны появиться эти галлюцинации, о которых говорил врач, то они не начнутся раньше и не будут сильнее оттого, что он поедет верхом на лошади, и будет дышать свежим воздухом. Он был уверен также, что это облегчит его головную боль. И через десять минут он уже снарядился для охоты, а еще через десять выехал из своей конюшни, и колени его крепко сжимали бока чалой кобылы Матильды. Сперва он держался в седле не очень устойчиво, но чем дальше ехал, тем лучше себя чувствовал, а когда добрался до места сбора, голова у него почти прошла, и ничто не тревожило его, кроме всплывающих в памяти слов доктора о том, что галлюцинации возможны в любое время до наступления вечера.

Но вскоре он позабыл и об этом, потому что как раз когда он подъехал, отпустили гончих, и те помчались к Черному Логу, а оттуда к Орешне – так назывались два леска неподалеку. Утро выдалось такое, когда собакам особенно легко идти по следу, без ветра (значит, след не сдует), без дождя (не смоет), и влажность воздуха, какая нужна, чтобы след сохранился. Съехалось сорок человек, все заядлые охотники и хорошие наездники, и когда они доскакали до Черного Лога, то поняли, что охота будет – с пустыми руками отсюда никогда не возвращались. Леса в те дни были густые, не такие, как теперь, и лисиц в них водилось тоже больше, чем теперь, а среди этих темных дубов лисы просто кишели. Трудность заключалась в том, чтобы выгнать лису из чащи, потому что сквозь заросли было не продраться, а для того, чтобы загнать лису, нужно сперва выманить ее на открытое место.

Подъехав к Черному Логу, охотники стали вдоль опушки, каждый там, откуда, как ему казалось, лучше всего начать. Часть немного углубилась с гончими в лес, часть стала небольшими группами возле просек, а часть на опушке в надежде на то, что лисица выскочит из леса, а не побежит вглубь. Молодой Дэнбери знал эти места как свои пять пальцев, поэтому он остановился у пересечения просек и стал ждать. У него было чувство, что чем быстрей и дальше поскачет лошадь, тем ему будет лучше, и потому ему не терпелось сорваться с места и понестись галопом. Да и его кобыла, одна из самых быстроногих лошадей в графстве, так и плясала под ним. Уот был великолепным наездником легкого веса, не больше килограммов шестидесяти вместе с седлом, а у кобылы грудь и ноги такие могучие, что хоть лейб-гвардейца на нее сажай, и едва ли кто-нибудь другой из съехавшихся охотников мог надеяться его перегнать. Дэнбери сидел на лошади, прислушивался к крикам егеря и выжлятников и видел время от времени в подлеске промелькнувший хвост или бело-рыжий бок гончей. Свора была хорошо обученная, и хотя вокруг тебя работали сорок гончих, заметить это было невозможно – ни одна не подавала голоса.

А потом вдруг одна из гончих протяжно завыла, к ней присоединилась вторая, третья, и через несколько мгновений уже вся свора, заливаясь лаем, мчалась по горячему следу. Дэнбери увидел, как стремительный поток гончих перетек на ту сторону просеки и исчез, а еще через мгновение промелькнули за ними следом три красных егерских мундира. Уот Дэнбери мог срезать путь, воспользовавшись другой просекой, но побоялся опередить лисицу и потому поскакал за старшим егерем. Они неслись гуськом напрямик через чащу, пригибаясь, когда путь им преграждали ветки, так что лицо каждого погружалось в гриву лошади.