Лисьи листы

Рыжий неприятно оскалился, словно волком для него было привычнее существовать, чем человеком.

— Я своё мнение высказываю где и когда хочу, — бросил он, — Я здесь хозяин, а не какой-нибудь человечишка, который каждый раз сюда приползает то с одной дурой — здравствуй, Алина! — то с другой — кстати, как тебя зовут?

Я видела, что Хитчу лишь величайшим усилием воли удается сдержаться — так плотно он стиснул челюсти…

— Дура, — резко отозвалась я, — Можешь так меня и называть. Быть умной по-твоему меня что-то никак не тянет!

Пожалуй, его бы хватило на то, чтобы ударить меня, но кое-какой инстинкт самосохранения у Альберта еще оставался — с соседних кресел уже начали привставать мужчины.

— Ладно, — протянул он, ухмыльнувшись, — Тогда вот тебе напоследок еще одна моя мудрость. Я за этим типом давно наблюдаю. Думаешь, ты для него жена? Ничего подобного. Ты для него средство передвижения. Сам-то он двери открывать не умеет. Но боится, что если перестанет по разным мирам шляться, быстренько постареет и умрет.

— Ты… — прорвало было Хитча, но я положила ему руку на плечо:

— Пусть идет. Ты же не думаешь, что я такая дура, чтобы в это поверить?

Как только незваный гость удалился от нас на достаточное расстояние, Виктор заметил:

— Сильно. Но зря. С такими лучше не связываться вообще. Он, гад, мстительный. Сколотил стаю из такого же безмозглого молодняка и чувствует себя хозяином жизни. Как бы они вас на выходе не подловили… Так что вы в конце вечера без нас не уходите. Проводим до гостиницы — мало ли что… Вы, кстати, где остановились?

— «Почтовая станция» называется, — ответил Хитч, — Но между прочим, вы это зря. Не такие уж мы беззащитные…

— Знаю-знаю, — усмехнулась Алина, — Только вот Ирине вряд ли понравится все праздники примочки на твои синяки ставить. Тем более, что мы недалеко живем — в «Уголке», через дорогу.

Конец вечера прошел приятно, но не слишком-то выразительно. Мы не спеша перемещались по залу, останавливаясь поболтать то с одними знакомыми Хитча, то с другими. Похоже, большинство присутствующих не только знали его, но и весьма неплохо относились. Откровенно говоря, мне несколько прискучило уже выслушивать бесконечные мемуарные отступления, типа: «А помнишь, в 1956-ом…», но я продолжала приветливо всем улыбаться и держалась рядом. С Альбертом мы больше не сталкивались, хотя несколько раз я чувствовала на себе его неприязненный взгляд из дальнего конца зала, где он разглагольствовал о чем-то, окруженный десятком мальчишек и несколькими совсем юными девушками с бледной кожей и черными, как у готов, губами.

Впрочем, довольно скоро я совершенно выкинула его из головы, особенно после того, как на меня напала с бесконечными расспросами смазливая девица баскетбольного роста по имени Римма. Разумеется, интересовала Римму отнюдь не моя скромная персона, а великий алхимик Лао, к которому она была явно неравнодушна. К ее глубокому разочарованию ни о каких подробностях его личной жизни я не ведала (а и знала бы — не сказала!), так что поклоннице моего учителя и начальника оставалось только повторять:

— Нет, я к вам приеду всё-таки! Ты так ему и передай: обязательно приеду! Это же надо — столько лет ни слуху, ни духу… А он всё еще старый? Это хорошо, значит, не завел себе никого… Ничего, со мной быстро помолодеет! А к тебе он не..? Ах, сам вас познакомил… Правнучка? Это получается я, в случае чего, буду твоя прабабушка?

К концу этой беседы я прониклась глубочайшим сочувствием к Лао. Лучше уж, право, вовсе не иметь никакой личной жизни… Ничего, главное — его своевременно предупредить, а там уж он найдет способ отвязаться от этой… прабабушки самозванной! И я твердо решила позвонить завтра же. А то девица настроена романтически: не иначе, на рождество нагрянет с охапкой омелы в руках, чтобы было под чем целоваться…

Наконец, собравшиеся начали понемногу расходиться.

— Пойдем и мы? — спросил, позевывая, Хитч.

— Пойдем. Только давай Виктора и Алину свистнем, мы же обещали…

Бывшая супруга Хитча против того, чтобы уйти не возражала.

— Вообще-то на этих сборищах всегда такая скучища, — заявила она, — И чего я сюда шляюсь, спрашивается?

— Исключительно назло мне, — откликнулся Виктор, — Знаешь же, что я до смерти боюсь лететь самолетами…

— Ладно, в следующий раз поедем поездом.

— А что, будет еще и следующий раз?! — простонал он.

Мы уже собирались выходить, когда возле гардероба на наших спутников налетела какая-то супружеская чета, и они принялись обмениваться новостями.

— Ладно, — заявил Хитч, — мы пойдем пока на проспект машину ловить, а вы особо не задерживайтесь.

Алина дернулась было возразить, но в этот момент приятельница вывалила на нее очередную сенсационную новость, и о нас на время забыли.

На улице было морозно. Тучи разошлись, и в небе посверкивали колкие зимние звезды. Эдакая безупречно-красивая, праздничная зима, заставляющая верить в то, что Новый год — это праздник, что мир очищен и выбелен, как холст, специально для того, чтобы нарисовать на нем сказку, и что рядом всегда будет кто-то, способный согреть твои замерзшие руки горячими ладонями.