Лисьи листы

— Внизу — помещение для стражи, — пояснил главный евнух, — а наверху — главное чудо и величайшая ценность нашей страны — Цветок Жизни.

… и дверь в наш мир, судя по плану Лао, тоже была где-то там, рядом с Цветком…

— А где же остальные жены? — спросила я, — Хотелось бы познакомиться, поговорить…

— Поговорить?! — мой «экскурсовод» замялся, — Понимаете, госпожа, конечно, некоторые слова они знают: «иди», «сядь», «нельзя» — ну, и еще десятка два…

— Да Вы что?! Я слышала, кошка — и то триста слов понимает…

— Кошка — может быть, — упрямо пожал плечами бородатый евнух, — Да Вы сами посмотрите, госпожа. Сейчас я их позову.

Он покопался в украшенной затейливой вышивкой сумке, которая висела у него на левом плече, и вытянул оттуда пучок длинных трубочек-карамелек. Точно такие же, только в ярких целлофановых обертках, продавали в моем детстве цыганки возле зоопарка вместе с леденцовыми петушками и сахарной ватой. И никогда — никогда! — родители мне их не покупали, ссылаясь на антисанитарию. А ведь так хотелось…

Поток детских воспоминаний был прерван резким воплем моего провожатого: «Конфеты! Конфеты!», и из дверей начали нерешительно высовываться женщины самого различного возраста и телосложения. Некоторые из них были закутаны в цельные куски ткани, наподобие индийских сари, другие щеголяли в длинных широких юбках и бюстгальтерах, расшитых яркой мишурой, двое или трое носили тонкие шальвары с короткими курточками-фигаро, а одна юная особа и вовсе вылетела из своей комнаты обнаженной по пояс. Впрочем, евнух быстро призвал ее к порядку. «Нельзя! Иди! Надень!» — сурово приказал он, тыча пальцем в ее голую грудь. Та недовольно повиновалась.

Женщины быстро расхватали сладости и с удовольствием принялись их поглощать. В этой пестрой толпе попадались и настоящие красавицы, но уж очень портили их абсолютно пустые глаза и настолько бессмысленное выражение лица, что блондинка из анекдота показалась бы рядом с ними Сократом. 

Да, окажись здесь какая-нибудь ярая феминистка, она, скорей всего, тут же задохнулась бы от бешенства! Мне — и то стало как-то дурно.

Это был курятник или ферма — но никак не человеческое общество. Чувствовалось, что только присутствие надзирателя удерживает более сильных от того, чтобы затеять драку за конфеты со слабыми, а те, чувствуя на себе жадные взгляды, старались побыстрее сгрызть свои леденцы, не замечая текущую по подбородку слюну…

Когда с угощением было покончено, красотки обратили внимание на мою скромную персону.

— Муж! — безапелляционно заявила одна из них, указывая на меня.

— Нет. Страж! — не согласилась другая.

— Страж волосы нет! — не уступала первая.

— А муж — волосы здесь, — приложила вторая ладонь к своему подбородку.

— Они принимают Вас за мужчину, — пояснил евнух, с трудом перекрикивая гвалт, поднявшийся, когда к обсуждению присоединились остальные узницы гарема, — потому что Вы, госпожа, не едите конфет и разговариваете со мной. Но никак не могут решить, кто Вы. На стражника Вы не похожи, на сулушаха — тем более, а других мужчин они и не видели.

Но оказывается, даже в столь непривычных к эксплуатации мозгах могли родиться альтернативные  версии. Под общий шум одна из дамочек протолкалась ко мне и, осторожно потянувши меня за край свитера, жалобно спросила:

— Папа?

Я глянула в ее бездонно-голубые младенческие глаза и совершенно непроизвольно так громко расхохоталась, что все умолкли и испуганно уставились на меня.

— Не папа. Нет, — вмешался евнух, — Отойди. Не трогай. Это — госпожа.

Гарем застыл, пытаясь переварить новое слово.

— Ну, как? — склонился ко мне придворный, — Желаете еще поговорить с ними, госпожа?

— Да нет, пожалуй, хватит, — хмыкнула я, — Проводи меня в комнату и покажи, где можно помыться с дороги.

— Вы сами будете мыться? — в очередной раз поразился он, — По доброй воле?! Обычно женщин приходится держать…

Моё терпение почти иссякло:

— Послушайте, — обратилась я к этому шовинисту по должности, — я что — сильно похожа на ваших женщин?!

— Вовсе не похожи, госпожа, — почтительно наклонил голову он.

— Ну, тогда примите, как данность, что я непохожа на них ВО ВСЕМ! — рявкнула я.

Мне как-то резко стало душно внутри чуйвана, и я невольно посмотрела на Хитча. Ну, ничегошеньки особенного: длинноволосый мальчишка с простоватым лицом, напустивший на себя по поводу представления в новой должности преувеличенно-серьезный вид. Хам и балбес. Но отчего-то аура неотразимости, окружавшая сулушаха, слегка потускнела для меня. Наверное, я просто не люблю совершенства. Наверное, по-настоящему живым я воспринимаю только то, в чем вижу слабость… Дура я, наверное….