Лишённые плоти

Остаток пути они проделали в тишине. Тони постарался отмести в сторону все посторонние мысли, мешающие следующему этапу работы. Сейчас нет ничего важнее Мейдментов — надо вытащить их из раковины страданий и боли, разговорить их. Они должны сообщить Тони что-то важное.

Мужчина, открывший дверь, держался прямо, словно проглотил аршин. Амброуз назвал себя и Тони, и вслед за Полом Мейдментом они направились в гостиную. Тони не раз слышал утверждение, будто люди переносят горе по-разному. Он не был в этом так уж уверен. Внешне люди реагируют каждый по-своему, но вообще-то горе поступает со всеми совершенно одинаково — оно разрывает жизнь человека на две половинки. Две части: жизнь до и жизнь после, а между ними — пропасть. Кто-то стоически борется с горем, кто-то уходит в себя, запрещая себе даже думать о случившемся, а кто-то и вовсе делает вид, будто ничего не произошло. Но если поговорить со всеми этими людьми спустя несколько лет, то окажется, что они по-прежнему соотносят события своей жизни с трагедией. «Твой папа тогда еще был жив», — говорят они. Или: «Это случилось уже после смерти нашей милой Маргарет». Их жизнь разделяется так же четко, как история человечества — до Рождества Христова и после него. Если вдуматься, этой вехой человек тоже обязан смерти и горю, вне зависимости от того, считает ли он Иисуса сыном Божиим или нет.

Будучи профайлером, Тони в основном имел дело с людьми, еще не преодолевшими пропасть горя. Как правило, он не знал, какими они были до того, как их жизнь перевернулась. Но мог догадаться, глядя на них нынешних. Сознавая, что потеряли люди и через что прошли, Тони лучше понимал их, хоть и находился на совершенно чуждой ему территории, словно пытался прочесть карту, вооружившись сломанным компасом.

Судя по всему, Пол Мейдмент твердо решил подвести черту под смертью дочери и двигаться дальше. Он упрямо цеплялся за это свое решение, и у Тони мелькнуло, что его снова постигнет неудача.

— Моя жена… Она через минуту спустится, — сказал Мейдмент, оглядываясь вокруг, словно он впервые очутился в этой гостиной и не помнит, как, собственно, сюда попал.

— Вы сегодня ходили на работу, верно? — заговорил Тони.

— Да. — Мейдмент, кажется, испугался. — Я просто подумал… Очень много работы, а поручить ее некому. Дела в фирме идут не очень хорошо. Не хватало нам еще разориться, после того, как… — Он замолчал, растерянный и грустный.

— Вы ни в чем не виноваты. Это все равно случилось бы, даже если бы вы в тот день были дома, — сказал ему Тони. — Ни вы, ни Таня ни в чем не виноваты.

— Да вы что? — уставился на него Мейдмент. — Всем ведь известно, что Интернет — опасное место, особенно для детей. Мы должны были лучше за ней приглядывать.

— Это ничего не изменило бы. Такие убийцы отличаются редкостным упорством. Вы не смогли бы его остановить, разве что заперли бы Дженнифер на замок и запретили ей общаться с кем бы то ни было, кроме себя самих. — Наклонившись поближе, Тони попал в зону личного комфорта Мейдмента. — Вы должны простить себя.

— Простить себя? — раздался позади женский голос. Язык у Тани Мейдмент заплетался — то ли от выпивки, то ли от лекарств. — Да что вы об этом знаете? У вас что, тоже ребенка убивали?

Мейдмент обхватил голову руками. Его жена вышла в центр комнаты, ступая преувеличенно осторожно, как человек, который не хочет показать, что не вполне владеет собой. Она взглянула на Тони:

— А вы, значит, тот самый психиатр. Только я думала, вы будете препарировать мозги ублюдка, убившего мою дочь, а не мои собственные.

— Миссис Мейдмент, меня зовут Тони Хилл. Я хотел бы узнать побольше о Дженнифер.

— Ну, так вы опоздали. — Женщина рухнула в ближайшее кресло. На ее лице маской лежал слой идеально нанесенного макияжа, но волосы были сальные и всклокоченные. — Опоздали, чтобы познакомиться с моей милой дочуркой. — Несмотря на все ее старания, голос Тани задрожал.

— И я очень, очень вам сочувствую. Но вы должны мне помочь. Как бы вы описали Дженнифер?

— Красивая. Умная. Добрая. — В глазах Тани заблестели слезы. — Но ведь про любого погибшего ребенка так говорят, верно? Только Дженнифер и впрямь была такой. С ней никогда не было никаких хлопот. Я не настолько глупа, чтобы утверждать, будто мы с ней были лучшими подружками или сестрами. Это не так. Я была ее матерью. И вообще-то мы ладили. Вообще-то она рассказывала мне, что собирается делать и с кем. Девять дней назад я бы даже сказала, что она всегда рассказывала мне, что собирается делать. Но теперь стало очевидно, что я заблуждалась. Может, и по поводу всего остального я тоже заблуждалась. Откуда мне знать?

Мейдмент поднял голову.

— Она правда была такой, — сказал он, вытирая слезы. — И не только. Мы всегда мечтали, что у нас будет такая дочка. Умная, талантливая, веселая. И она у нас родилась. Идеальная дочка, девочка-мечта. И вот теперь нашей мечте пришел конец. Лучше бы она вовсе не сбывалась, эта мечта.

Наступила тишина. Тони не мог подобрать слов, которые не прозвучали бы банально. В конце концов молчание прервал Амброуз: