Лишь бы не опоздать

Соскочив с машины и развернувшись цепью, пограничники начали движение по долине, поросшей высоким и густым кустарником, зажатой между двух высоких крутосклонных холмов.

Никитин шел в паре с опытным пограничником-сверхсрочником, старшиной Рубцовым. Казалось, Рубцов без всякого ночного бинокля видит в темноте; он двигался бесшумно, быстро и ловко, а Никитин то царапал лицо о жесткую ветку, то спотыкался о камень и, как ему самому казалось, производил невероятный шум.

И вдруг совсем рядом глухо шлепнул пистолетный выстрел. Видимо, оружие было со звукоглушителем, сверкнула лишь красноватая вспышка.

Никитин не успел опомниться, как Рубцов, подобно большому хищнику, пронесся мимо него и прыгнул. Раздался яростный крик, стон. Никитин бросился вперед: на земле, скрученный приемом самбо, лежал человек, а Рубцов, сидя на нем верхом, спокойным голосом приказывал: «Ну-ка, Никитин, дайте ремешок, свяжем почетного гостя!»

Никитин потом только понял, что они подошли к нарушителю сзади, пока тот отстреливался от наступавших на него пограничников.

Когда подоспели остальные, когда зажглись карманные фонари, Никитин увидел, что нарушитель огромного роста, из-под черного свитера мышцы выступали буграми. Рубцов, хоть и не слабого десятка, ни в какое сравнение идти с ним не мог, — Никитин выжимал гирю гораздо больше раз, чем старшина. А вот самбо, по которому у Рубцова был первый разряд, помогло ему мгновенно справиться с этим великаном.

Нарушителя увезли, но пограничники возвращались молчаливые, мрачные. В перестрелке был тяжело ранен молодой, одного с Никитиным года, солдат. Карманные фонари выхватывали из темноты белое, неподвижное, все в бисеринках пота лицо, запекшуюся в уголке губ кровь, черное пятно, расползшееся на животе раненого…

В ту ночь Никитин уже не спал.

Вся жизнь человека пересекается рубежами, подчас незаметными, подчас отмеченными событиями, которые навсегда врезаются в память. Эти рубежи метят человеческую жизнь в любом возрасте.

Кто может сказать, когда юноша превращается в мужчину; частенько он и сам не ответит на этот вопрос.

В последующие годы Никитин никогда не мог забыть черного пятна на гимнастерке товарища, его воскового лица, белевшего в слабом свете карманных фонарей.

Вся предшествующая жизнь человека — это лишь подготовка к преодолению очередного рубежа. Наверное, Никитин сам не сознавал этого, но в одну ночь вчерашний школьник стал солдатом. Он ощутил цепу жизни, однако понял и то, что порой ее приходится отдавать — отдавать не жалея, не раздумывая, лишь стремясь всеми силами к той высокой цели, за которую ее отдаешь…

Из ночной схватки Никитин сделал и еще один вывод: надо овладеть самбо как следует.

Естественно, как всякий пограничник, Никитин изучал самбо. Он вообще был хороший спортсмен — физически сильный, рослый, ловкий, Никитин еще в школе имел разряды для взрослых по волейболу и легкой атлетике, на заставе прибавил к этому третий разряд по штанге и второй по стрельбе.

А теперь он все свое свободное время посвящал самбо.

Когда настало время увольняться, Никитин не без гордости носил на груди значок перворазрядника. За годы службы ему не раз пришлось участвовать в задержании нарушителей, и хотя лично он при этом никаких подвигов не совершал, но мечтал о них не раз.

И не раз подумывал: а не пойти ли по возвращении в милицию, в тот отдел, который специально занимается ловлей бандитов (он предполагал, что таковой должен существовать). Из чтения приключенческой литературы и на основании собственных рассуждений Никитин сделал вывод, что создан для поимки опасных преступников — очень сильный, ловкий, быстрый, великолепный стрелок, самбист: пусть-ка от него попробует уйти какой-нибудь «Волк», «Серый», «Рыжий» или кто там еще!

Однако на первом году службы там же, на заставе, случилось еще одно событие.

Никитин был послан в соседний поселок с каким-то поручением. Следовало привезти груз, и он ехал на машине, которую вел сержант Бобылев, водитель со стажем.

До поселка оставалось два километра, когда, резко затормозив машину, Бобылев стал со стоном валиться с сиденья.

Никитин вытащил его, положил на обочину и растерянно топтался рядом.

Бобылев, весь белый, стонал. Это был острый приступ аппендицита. Бобылев и раньше ощущал порой боли, но никогда не обращал на них внимания. Вот и в тот день он чувствовал легкий озноб, тупую боль в животе, где-то справа. Подумаешь… Проходило раньше, пройдет и теперь. Не прошло.

Никитин поднял сержанта на руки и два километра нес его до поселковой больницы. А что было делать? Водить машину он не умел.

Бобылеву сделали операцию, вскоре он вернулся на заставу и пришел поблагодарить Никитина.

Но тот сразу пресек всяческие излияния:

— Не валяй дурака, сержант. Благодарить не за что. Любой на заставе сделал бы то же самое. Да только шляпа я…

— То есть как? — не понял Бобылев.

— А так, — с грустью констатировал Никитин, — машину водить не умею. Я, хорошо, бык здоровый — донес, а вот довезти не смог — не умею. Так что давай-ка лучше учи машину водить.