Лис Адриатики

За ужином познакомились поближе с капитаном «Эсперо» и его помощником синьором Луиджи Карбоне, который тоже знал французский. Оба выражали всяческую любезность и старались споить дорогих гостей, поднимая тосты за успех предстоящего плавания. Но пассажиры не поддались на эту примитивную уловку, отказываясь под благовидными предлогами. А когда после ужина вернулись в каюту, то Мэттью понял, что здесь кто-то побывал. Открыть их дорожные сундучки, купленные в одной из лавок специально для морского путешествия, неизвестный посетитель не смог. Хотя и пытался. Но замки не поддались, а оставлять явные следы взлома было нельзя. Это лишний раз убедило Мэттью, что доставка двух «французов» в Триест в планы синьора Бонмарито не входит. Мозеру ничего говорить не стал, а то еще начнет паниковать и возбудит ненужные подозрения раньше времени.

Мэттью же снова оказался в своей родной стихии. У тринидадцев он как-то услышал необычное выражение – адреналиновый наркоман. Сначала не понял, о чем речь. А когда ему объяснили, призадумался. В какой-то степени это относилось и к нему. Назвать Мэттью адреналиновым наркоманом в чистом виде было все же неверно. Он не испытывал постоянной тяги к опасным приключениям, стараясь по возможности их избегать. Но если это не удавалось и столкновение было неизбежным, то он неведомым образом переключался в боевой режим, когда опасная игра на грани становилась азартной и желанной. А все действия противника представляли интерес в плане противодействия ему. Причем Мэттью никогда не упускал возможности поиграть с врагом. Создать у него иллюзию своего превосходства и скорой победы. А потом лишить этих иллюзий. Правда, это не касалось незнакомцев. Например, врагов в бою или уличных грабителей, которые наткнулись на него совершенно случайно и понятия не имели, кто он такой. С этими он не церемонился, разбираясь быстро и жестко. Но вот с теми, кто пытался его обмануть и воспользоваться его доверчивостью, Мэттью не отказывал себе в удовольствии поиграть, как кот с мышью. Они в полной мере успевали испить чашу разочарований до дна. И за оставшееся время их грешной жизни могли понять, какую глупость они совершили, покусившись на жизнь Мэттью Каррингтона, английского дворянина.

Ночь прошла тихо. Никто пассажиров не побеспокоил, а утром «Эсперо» покинул гостеприимную гавань Валетты. Сразу же стало ощутимо покачивать, поэтому Мозер начал играть отведенную ему роль, «страдая» от морской болезни, и на завтрак Мэттью пошел один. Больше пассажиров на борту не было, и он завтракал в компании с помощником капитана синьором Луиджи Карбоне. Капитан успел перекусить раньше и уже был на палубе. Помощник очень удивился, увидев Мэттью в одиночестве.

– Доброе утро, месье Пастер! А где же ваш друг?

– Доброе утро, месье Карбоне! Укачало. Пьер очень плохо переносит море. Если погода не улучшится, то до самого Триеста будет влежку лежать. Проверено.

– Напрасно. Нужно наоборот быть на палубе и пытаться хоть что-то делать.

– Говорил я ему. Бесполезно…

За завтраком словоохотливый Луиджи рассказал много интересного, исподволь пытаясь вытянуть из Мэттью побольше информации об их поездке и конечной цели. Но Мэттью все отшучивался и сводил разговор к фривольным темам, обсуждая иногда весьма пикантные вещи без потери «красоты момента», что вызывало хохот у Луиджи. Расстались вполне довольные беседой, хотя Мэттью чувствовал досаду своего визави, который не смог выяснить все, что хотел. На этот счет ему пришло в голову еще одно необычное выражение тринидадцев – страна непуганых идиотов. Когда ему растолковали смысл фразы, он долго смеялся. Но в данной ситуации это выражение подходило как нельзя лучше. Вести себя так нагло, не скрывая своего интереса, для этого действительно надо быть непуганым идиотом. И считать, что собеседник ничего не поймет. Или их обоих уже считают покойниками? Ну-ну…

Выйдя на палубу, Мэттью с интересом огляделся. Мальта была уже далеко за кормой, и «Эсперо» шел с небольшим креном на правый борт. Сзади постепенно догонял тринидадский фрегат, следуя тем же курсом. Фрегат шел без парусов, оставляя за собой слабый шлейф дыма. Поскрипывали снасти над головой, и вода с шипением проносилась вдоль бортов. Ветер был довольно свежий, но до настоящего шторма еще далеко. Море было покрыто белыми барашками пены на гребнях волн, которые накатывались на «Эсперо» с левого борта с кормы. Полакр довольно резво шел в бакштаг левого галса, выдавая не менее девяти-десяти узлов. Конечно, не бог весть сколько, и от быстроходной пиратской шебеки все равно не убежишь, но на этот случай имелись двенадцать шестифунтовых пушек на палубе, которые Мэттью начал с интересом рассматривать. Что не укрылось от внимания капитана, стоявшего на юте и осматривающего горизонт.

– Интересуетесь нашей артиллерией, месье Пастер? Доброе утро!

– Доброе утро, месье капитан! Да, очень интересно! Никак не могу понять, как же стреляют из пушек на море и умудряются попадать? Ведь качает!

– О-о-о, тут есть свои секреты, месье Пастер!