Лис

На другой день после знакомства с утра тянуло под ребром справа, во рту горчило, и Игорь Анисимович, часто беспокоившийся о своем здоровье, приехал на работу в мрачном расположении духа. Зайдя в кабинет, он позвонил заведующей учебной частью.

– Скажите, Лара, у нас учится кто-нибудь по фамилии Караев?

– Ой, я так сразу не скажу, Игорь Анисимович, – в голосе заведующей слышалась кокетливая робость. – Позвольте, выясню у девочек за пару минуточек.

– Звони сразу, как будут данные. И отчество, не забудь, уточни.

Оказалось, на втором курсе дневного учится Назим Караев, причем именно Султанович. Еще была Карагаева на заочном и Кураев на вечерке, эти ректора не заинтересовали. Декан юрфака в командировке, вызван был заместитель, историк Рядчиков.

– Ну и как учится? – спросил Водовзводнов, стараясь не подсказывать тоном и выражением лица, какой ответ предпочитает услышать.

– Да как сказать, Игорь Анисимович… Учится. Перетащили на второй курс. Знаете ведь, кто его родитель. Неудобно бы вышло, вроде. Хотя какой-то один хвост на нем вроде еще висит. Проверю.

Странно. Мальчик учится на дневном, на бюджетном месте, явно не хватает звезд с неба, значит, полтора года назад кто-то должен был появиться в его кабинете. Почему же он до вчерашнего дня не был знаком с Караевым? Вариантов два: либо за абитуриента просил не отец, либо кое-кто пытается тишком решать за ректора. Караев вполне мог прислать доверенного человека или из Госнафты, или из семьи. Так или иначе, Водовзводнов непременно докопается до истины.

– Какие будут распоряжения? – от напряженного ожидания Рядчиков покраснел.

– Пусть учится, как все, Николай Павлович. Никаких распоряжений, спасибо.

В размышлениях над формулой «учится, как все», разумеется, произнесенной неспроста, перепуганного замдекана выплеснуло за дверь.

Зеленые бархатные шторы были наполовину задернуты. Где-то далеко туманился городской шум, из-за двойных обитых дверей еле-еле слышались звуки пишущей машинки – тихо, как звук секундной стрелки наручных часов. Водовзводнов выдвинул нижний ящик огромного письменного стола. Здесь лежали шесть еженедельников за последние годы. Он хранил все блокноты с важными записями. Прежние еженедельники хранились дома в несгораемом шкафу. Если был визит, он случился летом. Самое раннее – в мае. Приходить в августе по поводу приема могли только августейшие особы. Сосредоточенно посапывая, Игорь Анисимович перелистывал страницы и лишний раз убеждался, что политика института выстроена как положено. Уровень родителей, которые отправляют детей в вуз, показывает уровень самого вуза.

Кто поступал в ОЗФЮИ в первый год его ректорства? Родители на прием не приходили вообще, ведь дневного отделения не существовало. Поступали милиционеры, делопроизводители райисполкомов, сотрудники паспортных столов, бывшие военные, пожарные инспекторы. А кто посещает приемную сейчас? Народные артисты, главы думских фракций, министры, столичные префекты, космонавты, сенаторы, банкиры… Где же Караев? Нет в еженедельнике такой фамилии. Судя по всему, кто-то в приемной комиссии решил этот вопрос без него. Настроение Игоря Анисимовича, воспарившее было после перелистывания блокнота, снова испортилось. «Кто-то» – это кто? Так или иначе, мимо Жильцовой проскочить не могло. Жильцова приносила списки ему. Как она объяснила присутствие в списке Караева? Можно вызвать и спросить. Но он этого делать не станет. Во-первых, она может дернуть за ниточки, о существовании которых он пока не знает. Во-вторых, Жильцову нельзя выгнать, вот в чем главная загвоздка. Муж Жильцовой, Яков Денисович, курирует институт в комитете. Наверняка Жильцова как-то все объясняла, но почему он не помнит этих объяснений?

•

Дорого́й Водовзводнов думал про дочерей, особенно про Арину, младшую. В пятнадцать лет девочке нелегко учитывать и вкусы одноклассников, и правила отца. Приходится выбирать, и при любом выборе ожидает чье-то разочарование. Игорь Анисимович вздохнул.

За окном черного «мерседеса» проносились кирпичные стены оград, скрывавших от посторонних глаз усадьбы Жуковки, Барвихи, Раздоров. Водовзводнов бывал здесь не раз, так что ровная кладка высоких оград не могла скрыть от его воображения рублевских хором. Именно за городом только и можно понять, насколько поднялся человек и как он представляет себе достойное существование.

Любого обитателя этих мест Водовзводнов уважал и презирал одновременно. Уважал, потому что успех в России мало кому выпадает по наследству, выигрышем в лотерею, без причины. Презирал, потому что все здешние тузы были выскочки, перевертыши, лихоимцы. Лучше прочих Игорь Анисимович относился к артистам и музыкантам – эти талантом наживают, хотя как можно уважать артиста? Для кого он играет и поет? Для того, кто платит деньги, то есть для все тех же выскочек.