Липяги

Сняли урожай, кузнец снова что-то надумал. В числе других машин колхоз приобрел у МТС легкий тракторишко для работы с навесными орудиями. На нем окучивали картофель, культивировали посевы кукурузы. Бирдюк, знавший все машины, завладел им. Вертелся, крутился возле него, приволок его к кузнице, приделывал что-то сзади. Оказалось, он приспособил к трактору бур — рыть лунки для посадки деревьев. Он сам разбил рядки, сам выкопал ямки. Оставалось достать саженцы.

За это дело взялся председатель. Поехал в Мичуринск, в институт садоводства, пригнал целый вагон всяких саженцев — и яблони разных сортов, и груши. А кустарников — вишни, малины разной — тьма-тьмущая.

Сажали сад всем селом. Бабы разрядились, как на праздник. Пришли и мы, учителя, а с нами и ученики старших классов. Деревца становились в ряд, стройные и прямые. Кое-где на них еще сохранились то желтые, то оранжевые круглые листочки. Ветер тормошил их, но они упрямо не хотели падать на землю.

Вечером, когда все посадили, Таня Виляла и говорит председателю:

— Ох, и жадный же ты, Иван Степанович! Ради такого дня хоть по стопочке бы поднес.

— А вам-то за что? Это Якову Никитичу причитается… Где он? Яков Никитич!

Бирдюка и след простыл. Посадил он в коляску двух старших сыновей — и был таков!

…Дня через три я с учениками ходил на станцию. У нас была экскурсия в депо. Проводив учеников до школы, я направился домой. Пошел не улицей, а задами, пажей. Вижу, возле обжигальных ям, где когда-то Кичигин выжигал кирпич, стоят Бирдюк и Иван Степанович.

Подошел, поздоровался.

Стал накрапывать дождь. Председатель набросил на голову капюшон плаща. А Бирдюк в брезентовой робе, сапоги до колен в глине.

— Башка этот Кичигин был, — говорил кузнец. — Хороши печи устраивал. Просто, дешево. Без угля, соломой кирпич выжигал.

— А тебе-то зачем кирпич? — спросил Иван Степанович. — Или еще новый дом строить хочешь?

— А как же! — пошутил Бирдюк. — Нет, не бойся! О других думаю. Тебе дом нужен? Нужен. Тане Виляле нужен? Нужен. Считай, каждому второму колхознику избу новую ставить пора. Вот и будем потихоньку перестраивать наши Липяги. — Он помолчал. И, снова обратившись к председателю, спросил: — Теперь скажи мне, Иван Степаныч, ты куда мои деньги кладешь?

— Какие «твои»?

— А с огорода?

— Все деньги, Яков Никитич, идут на один текущий счет.

Бирдюк, как мне показалось, изменился вдруг в лице, побледнел. Губы у него затряслись, как у обиженного ребенка.

— Нет, не дело говоришь, председатель! — сказал он. — Не для того я старался. Клади эти деньги отдельно. Так и назови книжицу: на новые Липяги. Сними-ка это, — он указал на капюшон, — да посмотри кругом получше: разве это село?!

Отсюда, с пажи, хорошо были видны Липяги. Вдоль овражков, ведущих к Липяговке, жмутся кривые рядки изб — порядки. Почему липяговцы называют свои улицы порядками, понять трудно. Уж если где и есть истинный беспорядок, так это на наших липяговских улицах! Избенки серые, невзрачные. Покосившийся плетень перед окном. Одна изба окнами на улицу, а соседняя глядится в проулок. Супротив каждой избы полуистлевшие соломенные шапки погребков и мазанок. За ними, на самой проезжей части, разноцветные кучи золы: красные — от торфа, бурые — от угля. Когда-то были еще и черные, от соломы, но теперь соломой печей не топят (ее и без того мало!), а когда и истопят, то баба норовит собрать золу в узелок — пригодится на щелок, голову помыть…

Стоим мы на паже, смотрим на свои родные Липяги, и грустно как-то на душе.

Серый осенний денек. И такое же серое село перед нами.

Летом хоть ракиты зеленью своей скрашивают вид. А теперь ветви деревьев оголились, и из-за голых ветвей видны редкие невзрачные избенки.

— А я не такими вижу наши Липяги, — заговорил первым Бирдюк. — Дом к дому, один другого лучше: кирпичные, с верандами, под черепицей. В каждом доме, как у немца, водопровод, ванная. Перед домом палисад, тротуарчики выложены камнем. Чисто, уютно. А? Как ты думаешь, председатель? Опять, скажешь, утопия?

Иван Степанович молчал. Его болезненно-усталое лицо не выражало ничего, кроме озабоченности.

Чебухайкин мед

I

Я вошел в класс и первым делом взглянул на стол. Так и знал! Конечно, на перемене ребята крутили машину! Они хотели повторить опыт с получением электричества, но неудачно. Видимо, их ударило током, и они испугались и впопыхах разбросали все по столу. Шары машины отогнуты, амперметр отключен. Я чертыхнулся про себя, хотя это был, в первую очередь, мой просчет. Надо было построже предупредить дежурного, чтобы он никого не подпускал к приборам. Теперь пенять не на кого.

— Та-а-ак… — Подойдя к столу, я внимательно оглядел машину. О продолжении опыта не могло быть и речи: снова надо возиться целый час, пока все наладишь. — Так. Кто это сделал?

Класс затих.

— Кто сломал прибор? — повторил я строго. — Прошу выйти к доске!