Взлетели они на рассвете. Ещё на земле Андрей ознакомился с техникой сбрасывания бомб, но этого ему и не требовалось, — бомбометание условно обозначалось разноцветными ракетами: алыми, белыми и зелёными. Биплан с перкалевыми крыльями и мотором в четыреста лошадиных сил казался Андрею чудом техники, грозным наступательным оружием — он чувствовал себя непобедимым богатырём. Но как только самолёт оторвался от берега и прижался к воде (для скрытности они шли на бреющем полете), Андрей сразу почувствовал неравенство их хрупкого аппарата с могучей и грозной стихией бушующего моря. Стоя на берегу, человек всегда с опаской и некоторым тревожным уважением любуется штормом. На берегу он твердо уверен в своей безнаказанности, да и волны там не так грозны. Но здесь, в открытом море, под крыльями самолёта, они с неистовой скоростью проносили к берегу свои лоснящиеся слоновьи спины, в безудержной злости мчась к берегу. И на этом бескрайнем, сине-чёрном от ветра и шторма пространстве закипающих волн самолёт уже не казался Андрею таким могучим и недосягаемым, наоборот, его фанерное тело, обтянутое перкалем, невольно вызывало у Андрея сравнение с хрупкой этажеркой. А лететь в шторм на такой этажерке — не очень приятное ощущение. Их снабдили какими-то плоскими поясами, пахнущими залежалой резиной, но как на плыву, в случае аварии, надувать их, Андрею было неясно. Выдали просто для психологического успокоения.
Чем дальше уходили они от берега, тем темнее и страшнее становилось море. Вот уже и полоска берега стала исчезать в водянистой пыли. Вокруг по всему горизонту кипела, бушевала тяжёлая чугунная вода, порывистый ветер то и дело подбрасывал самолёт своим упругим плечом, стараясь перевернуть его и бросить на лопатки в пучину моря. Андрей видел, с каким суровым и молчаливым напряжением командир эскадрильи вёл машину, предупреждая ногами и ручкой управления неожиданные удары ветра. Твердая и непреклонная уверенность командира эскадрильи, с какой он вёл машину, учила Андрея бесстрашию: понемногу он стал привыкать к воде и мятущимся облакам, упругий и твёрдый гул мотора вселял в его сердце чувство уверенности. Мысли Андрея отвлеклись с появлением на горизонте кораблей. Надо было готовиться к атаке. Их, вероятно, тоже обнаружили.
Обгоняя по ходу корабли, эсминец поставил над водой дымовую завесу. По плану было решено атаковать эскадру на встречном курсе. Скрытно, над самой водой подойдя к головному флагманскому кораблю, командир эскадрильи заложил крутой вираж, — и вот, прямо перед глазами Андрея сверкнула широкая палуба линкора, он увидел висящие шлюпки в брезентах, стволы орудий изрыгали жёлтый огонь. Не теряя времени, Андрей через борт успел выстрелить из ракетницы и поразить флагман алой ракетой (условно, тяжелой бомбой). Корабли переваливались на крутой волне. Тень самолёта пересекала их палубы с носа на корму, Андрей едва успевал посылать вниз ракету за ракетой. Ему представился настоящий бой, и он уже ни о чем на свете не думал, обуреваемый одним желанием — поразить точнее цель.
Произведя атаку, самолёт скрылся в дымовой завесе. На кораблях был объявлен отбой. Но командир эскадрильи, пройдя по приборам в дымовой завесе вдоль всей эскадры, неожиданно снова выскочил на встречном курсе и, захватив корабли врасплох, произвёл повторную атаку. Это был прекрасный урок, преподанный Андрею, — он посылал вниз ракеты, с неистовым восторгом наблюдая, как по палубам встревоженно метались моряки. Теперь он полностью ощущал своё воздушное превосходство над всем земным, не думая об этом, а живя этим ощущением, лишь успевая перезаряжать ракетные пистолеты. И когда тень самолёта, промелькнув по палубе последнего корабля, перескочила на волны, Андрей готов был выпрыгнуть за борт от переполнявшей его радости. Справа в сферическом зеркале он видел улыбающееся лицо командира эскадрильи, одобрительно показывающего Андрею большой палец. Самолёт шёл уже курсом к берегу, теперь не надо было напрягаться и следить за кораблями: сидя в открытой кабине, Андрей наслаждался ощущением полета, — вот оно «то самое», о чём он мечтал ночами, к чему стремился и хотел посвятить всю свою жизнь. Полёт! Теперь ему не страшны были густо-синие волны, отстающие в своём бессильном беге от их крылатой машины. Над головой медленно текли круглые облака и где-то впереди, на влажном, размытом горизонте, тонкой, едва видимой линией белел далёкий берег. Почему далёкий? Далёкий с точки зрения пешехода, гребца, а для самолёта это было пустяком.
Вчера по радио передали сообщение о новом мировом рекорде авиации: итальянский летчик Аджелло на новом гидросамолёте достиг скорости в пятьсот километров. Пятьсот! Андрей силился представить эту умопомрачительную быстроту и не мог. От одного лишь воображения захватывало дух. А они летели с черепашьей скоростью — сто тридцать километров в час. Сто тридцать и пятьсот! Неужели люди когда-нибудь достигнут скорости в тысячу километров? Может быть, лет через сто! Даже не верилось, что можно лететь с такой невероятной быстротой.