Лётчики

Один из молодых летчиков в первых боях не мог пересилить страха. Он открывал огонь по противнику с большого расстояния, уклонялся от лобовых атак, раз даже пытался незаметно выйти из боя. Сафонов это увидел, и его ярости не было предела. На земле он вызвал к себе этого летчика и при всех резко сказал ему:

— Струсили вы! Никаких оправданий больше слышать не хочу. Предупреждаю: увижу еще раз такое дело, сам расстреляю вас...

Через некоторое время этот летчик стал драться так дерзко, что его даже приходилось несколько сдерживать.

— Теперь у вас другая крайность, — заметил как-то Сафонов молодому летчику. — Жизнь не игрушка, нечего ею бросаться. Умереть сумеет всякий, а вы научитесь победить и живым остаться — это труднее!

С этими словами Сафонов, дружески улыбаясь, передал молодому летчику огромный букет цветов, который ему только что вручили комсомольцы одной из делегаций, и добавил:

— Возьмите! Сегодня вы дрались лучше всех!

Законом среди истребителей-североморцев стало правило: для спасения товарища не жалей себя!

* * *

Бой, казалось, был на исходе, когда на помощь к фашистам подоспели новые самолеты.

Младший лейтенант Максимович, зайдя в хвост Ю-88, так увлекся, что не заметил, как сзади к нему самому пристроился немецкий истребитель. Каждое мгновение грозило Максимовичу гибелью.

За несколько минут до этого Сафонову попался довольно упрямый «юнкерс», с которым пришлось изрядно повозиться, прежде чем он «успокоился» на прибрежных скалах. Разделавшись с ним, Сафонов набрал высоту и сразу же обнаружил, в какой критической ситуации оказался Максимович. Сафонов мгновенно оценил обстановку и сразу пошел на выручку товарищу. Увидев, что его атакуют, гитлеровец вышел из боя. Эту атаку Сафонов проводил, не имея ни одного патрона. Кажется, теперь самое время возвращаться на свой аэродром... Но, хорошо зная повадки гитлеровских летчиков, Сафонов решил повременить с возвращением. Сколько раз он видел, как они, избегая принять открытый бой, прятались в облаках и между сопками, подстерегая моменты, когда успокоившийся летчик менее всего ожидает атаки «из-за угла».

Сафонов не ошибся. Из облака прямо на машину Максимовича вывалился двухмоторный Ме-110 — противник значительно опаснее предыдущих. Как спасти товарища, машину и самого себя, не имея ни одного патрона? Сафонов решил выждать удобный момент для психической атаки. Барражируя, он зорко следил за неравным поединком. Вот Максимович сделал переворот через крыло и резко отвалил в сторону, стремясь этим маневром выйти из боя. Но тут на него насел другой «мессершмитт».

— Пора! — решает Сафонов и старается зайти противнику в хвост. Его дерзость ошеломила врага, и он поспешил уйти подальше. Но второй «мессершмитт» — видимо, у летчика были нервишки покрепче — упорно преследовал Максимовича. Решение Сафонова было: «В крайнем случае — таран!» И-16 устремился на фашиста в лобовую атаку. Секунды грозного сближения... Нервы фашиста не выдерживают, и он отворачивает. Через несколько мгновений его в упор сбивает летчик Сорокин. Тщетно пытаясь сбить пламя, «сто десятый» рухнул на скалы.

После этого боя, в котором летчики эскадрильи сбили пять машин противника, Сафонов собрал всех для подробного разбора действий и ошибок каждого и одновременно делился опытом:

— «Юнкерс-88» или «Мессершмитт-110» — самолеты довольно живучие. У них по два мотора и хорошая броня.

Бить в них с расстояния 400-500 метров — бесполезный труд: огонь рассеивается, и вероятность попадания уменьшается. Поэтому я прежде всего сокращаю дистанцию до 200 метров, а иногда и меньше. Куда целить? Раньше я начинал бить по пилоту, а он маневрировал с таким расчетом, чтобы я сам был мишенью для его стрелка. Тогда я стал вначале бить по стрелку. Стрелок-то ближе к хвосту, и его легче достать. А замолчал стрелок — машина, считай, на твоем боевом счету...

Как-то раз случилось чрезвычайное происшествие: один из подчиненных Сафонова по недоразумению сбил свой самолет Пе-2, приняв его за вражеский истребитель Ме-110. Командующий авиацией флота потребовал летчика немедленно отдать под суд военного трибунала. Совершенно спокойным голосом, как будто ничего и не произошло, Сафонов обратился к командующему:

— Товарищ командующий! Разрешите?

— Пожалуйста.

— Произошло большое несчастье. Но вина здесь не только старшего лейтенанта. Поэтому прошу назначить расследование.

— Хорошо! А летчика — под арест!..

Герой Советского Союза С. Г. Курзенков в своей книге «Под нами земля и море» так вспоминает об этом случае:

«Лишь на девятые сутки меня вывели из камеры. Рядом с гауптвахтой стояла машина. Меня повезли на аэродром.

«Значит, судить будут в присутствии всех однополчан, — подумал я. — Интересно, что сказали следователю члены сбитого экипажа. Бели они не покривили душой, меня но засудят, моей вины нет... А вдруг они, защищая себя, скажут неправду?»

Машина остановилась неподалеку от командного пункта полка. Сердце у меня защемило. С трудом открыв дверь КП, я увидел командира.