Лионесс: Сад принцессы Сульдрун

Шимрод завтракал, обедал и ужинал, пользуясь скатертью-самобранкой — стоило только расстелить ее и отвернуться, как на столе появлялись соответствующие времени суток и сезону свежеприготовленные блюда и напитки. Для развлечения он учился играть на лютне — это искусство высоко ценилось феями Топоногой обители на дальнем краю луга Лальи. Эльфы и феи обожали музыку, хотя их предпочтения в этом отношении мало напоминали человеческие. Они умели делать превосходные виолы, гитары и тростниковые свирели, но их собственная музыка в лучшем случае производила впечатление беспорядочного набора жалобно-приятных созвучий, подобных далекому перезвону стеклянных подвесок-колокольчиков, колеблемых дуновениями ветра. В худшем случае их музыка становилась бессвязной какофонией напряженных диссонансов — судя по всему, отсутствие гармонии устраивало фей не меньше, чем ее наличие. К тому же, более тщеславных созданий невозможно себе представить. Обнаружив, что прохожий случайно услышал их игру, эльфы и феи неизменно приставали к нему и спрашивали, как ему понравилась их музыка — и горе тому неотесанному чурбану, который говорил им то, что у него было на уме, ибо его заставляли танцевать без перерыва неделю, еще один день, еще один час, еще минуту и еще секунду! Если же слушатель заявлял, что он потрясен и восхищен, торжествующие самолюбивые создания нередко его вознаграждали. Играя на лютне, Шимрод часто видел, как эльфы, большие и маленькие,[17] в остроконечных шапках и зеленых камзолах с красными кушаками, залезали на ограду, чтобы его послушать. Если он давал понять, что замечает их присутствие, они рассыпались преувеличенными похвалами и просили сыграть еще. Время от времени эльфы, игравшие на рожках, спрашивали, не могут ли они присоединиться к нему и составить ансамбль; Шимрод каждый раз вежливо отказывался, так как совместное исполнение музыки с эльфами — исключительно опасное занятие. Неосторожный музыкант нередко обнаруживает, что уже не может остановиться — он продолжает играть днем и ночью, танцуя вдоль извилистого ручья, перелетая с одного дерева на другое, кувыркаясь и обдирая кожу среди кустов и колючек, блуждая по горным лугам и по подземным лабиринтам обителей фей.[18] Шимрод знал, что любые сделки с лесными созданиями, даже самые, казалось бы, незначительные, ни в коем случае нельзя заключать на предложенных ими условиях — совершенно необходимо предъявлять свои собственные требования и точно их оговаривать; в противном случае соглашение неизбежно приводит к самым печальным последствиям.

Внимание Шимрода не раз привлекала одна из слушательниц — прекрасная девушка-фея с развевающимися каштановыми волосами. Шимрод пытался заманить ее к себе, предлагая сладости. Однажды она подошла поближе и стояла, глядя на него — рот ее кривился, глаза проказливо сверкали: «Почему ты хочешь, чтобы я зашла в твой огромный дом?»

«Сказать тебе правду? Я хотел бы с тобой переспать».

«А! Но тебе не следует пробовать такие сладости — что, если ты сойдешь с ума и будешь вечно преследовать меня тщетными мольбами?»

«Тщетными? Вечно? И ты всегда будешь мне жестоко отказывать?»

«Может быть».

«А если ты обнаружишь, что теплая человеческая любовь приятнее ваших мимолетных птичьих совокуплений? Тогда кто кого будет умолять и вечно преследовать? Какая сохнущая от любви фея будет надоедать мне тщетными жалобами?»

Недоумевая, фея скорчила гримасу: «Такое мне никогда не приходило в голову».

«Заходи — и мы посмотрим, кто кому больше понравится. Сначала я налью тебе гранатового вина, и мы согреемся у пылающего камина».

«А после этого?»

«После этого мы проверим, чья любовь теплее».

Молодая фея сложила губы трубочкой, изображая шутливое негодование: «Мне не подобает заигрывать с незнакомцами».

«Но мы уже знакомы. Уже сейчас, глядя на меня, ты просто таешь от любви!»

«Я боюсь!» — фея убежала, сверкая пятками, и Шимрод больше ее не видел.

Наступила весна — снег растаял, луг украсился цветами. Однажды, солнечным утром, Шимрод покинул усадьбу и стал бродить по лугу, наслаждаясь цветами, яркой зеленью и пением птиц. Она нашел в траве тропу, раньше не попадавшуюся ему на глаза; она вела в лес, на север.