— Эх! Один раз попросил тебя доброе дело сделать, и то…
— Завтра попробую.
— Попробую, попробую, — почти передразнил милиционер, — а всё от твоей несознательности проистекает.
— Я тут ни при чём. Я работал качественно. Чего-то у него с этим портсигаром сделано. Устройство там,
— А ты должен его перехитрить. И уст
ройство, и фокусника. Понимаешь? Обязан его перехитрить. Тогда, повторяю, в цирке работать будешь.
Конечно, поведение Горшкова может кого-то и удивить, и даже показаться неправильным. Кто знает — наверное, имелись и другие способы убедить Григория Васильевича заинтересоваться судьбой Головёшки.
А Горшков придумал свой способ.
Ведь он относился к мальчику как к попавшему в беду человеку и старался ему помочь.
Жил Головёшка без присмотра и в любой момент мог попасть в дурную компанию.
Так вот, на другое утро мальчишка сидел в сквере напротив гостиницы, ждал Григория Васильевича; дождался и вместе с ним сел в трамвай.
Но в трамвае было всего несколько человек. Действовать в подобных условиях почти невозможно, но, помня наказ милиционера, Головёшка включил свою мозговую систему на сверхполную мощность.
Всего какое-то мгновение потребовалось ему, чтобы, проходя мимо фокусника, чуть задеть его плечом и…
Портсигар был в кармане Головёшки.
Вот вам и фокусник!
На эт
о и рассчитывал Горшков.
Увидя подходившего к цирку Григория Васильевича, он приложил руку к козырьку, улыбнулся во весь рот и приветствовал во весь голос на всю улицу:
— Здравия желаю, гражданин фокусник!
Григорий Васильевич поздоровался, тоже улыбнулся и прошёл мимо.
А Головёшка приближался с важным видом, неторопливо, смотря по сторонам независимо.
— Ну? — нетерпеливо спросил Горшков.
Мальчишка отдал ему портсигар.
— Золотые руки, — растроганно проговорил милиционер, — научить бы их чему-нибудь хорошему. Можешь считать, что ты в цир
ке работаешь. Идём.
ОТДЕЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Второе отделение нашего представления открывают Горшков и Головёшка
В номере принимает участие иллюзионист Григорий Ракитин!
— Молодец, молодец, — сказал Горшков, — всегда я надеялся, что человеком ты станешь. — Он повертел портсигар в руках. — Хорошая вещица.
Горшков нажал кнопочку замка, крышка отскочила…
раздался
оглушительный
В
З
Р
Ы
В,
полетели
клубы
дыма…
Головёшка закричал.
Горшков, окутанный дымом, отскочил в сторону.
Хорошо ещё, что поблизости никого не было, — быть бы тогда переполоху.
С минуту они смотрели друг на друга.
Вдруг мальчишка хихикнул, пальцем показывая на милиционера.
Горшков спросил хриплым голосом:
— И я такой же?
— Как трубочист!
— Пошли отмываться.
У входа стоял Григорий Васильевич. Он удивлённо спросил:
— Что с вами такое? Трубы чистили?
— Проиграл один — ноль, — ответил Горшков, — нате вашу машину. — И отдал портсигар.
— Два — ноль вы проиграли, — поправил Григорий Васильевич, — вчера этот молодой человек чуть-чуть мне карман не оторвал. Золотые руки, да голова… не очень золотая.
— Это мы ещё проверим, — сказал Горшков. — А за такие шутки можно к ответу призвать.
— У меня душа в ботинки залезла! — восхищённо признался Головёшка.
— Душа, душа, — проворчал Горшков. — Вот у меня душа куда-то упрыгала. Только сейчас вот обратно вернулась. А знаете, кто во всём виноват? Горшков. Так и его тоже надо понять, гражданин фокусник. Он, он во всём виноват. Ведь если бы не Горшков, пропал бы Головёшка давным-давно. А Горшков жалеет его и вас пожалеть его просит.
— Идите умойтесь, — сказал Григорий Васильевич, — потом побеседуем.
Умывание длилось довольно долго, пришлось ведь ещё и одежду чистить.
Горшков всё это время говорил:
— Иногда человека воспитать легче лёгкого. Бывают люди, их и воспитывать не надо. Такими хорошими они и родились. А попадётся иной раз, так сказать, человечек — наука перед ним в тупик встаёт, не то что милиция. Вот Головёшка с виду человек. Руки, ноги имеются. Говорит человеческим голосом, а сознательности — кот наплакал.
— Гражданин дядя Горшков! — взмолился Головёшка. — Вы же знаете, что в последнее время сознательность у меня повысилась!
— Идём беседовать.
Войдя в зрительный зал, Головёшка глаза вытаращил.
На арене работали акробаты-прыгуны. Чего они только не выделывали! Они подбрасывали друг друга со специальных подкидных досок, переворачивались в воздухе. А опускались они не на арену, а на плечи товарищей.
— Вот это да! — прошептал Головёшка. — Законно!
Но тут прыгуны упрыгали, а на манеж выпустили красивую белую лошадь.
В центре арены встал дяденька в чёрном пиджаке, белых галифе, с длинным хлыстом в руке.
Лошадь бежала ровно и сильно.
На барьере появилась маленькая девочка в розовой балетной пачке и чёрных чулках.
— Ух, какая куколка! — крикнул Головёшка и сразу примолк, потому что куколка на всём скаку прыгнула лошади на круп и сделала стойку на руках.
— Вот тебе и куколка, — мрачно сказал Горшков, — покалечиться в любой момент может.