Лёд и пламя

Я хотел пленных оставить в этой теплушке до того момента, пока мы не разберёмся с засадой у дороги. Хоть они и были для нас большой обузой, уничтожить их рука не поднималась, не хотелось вешать на себя лишние трупы, пускай даже наших врагов. К тому же, я пообещал, что если финны всё расскажут, то отсидят в лагере для военнопленных всю войну, а потом их распустят по домам. Но, на всякий случай, я решил задокументировать информацию об укрепрайоне. Вдруг что-нибудь случится, и они не попадут на допрос к нашему командованию. Первоначально я думал оставить чухонцев безо всякой охраны, просто покрепче связать и закрыть в теплушке, но после полученных сведений решил всё-таки оставить одного красноармейца для их охраны.

Количество солдат и качество вооружений противника меня, конечно, озадачило. Я почему-то думал, что засада была гораздо малочисленней, а тут – практически целая рота, да, к тому же, специально отобранных, хорошо подготовленных бойцов. Но делать было нечего, дорогу нужно было срочно деблокировать. Там, в нескольких километрах, гибла наша 44 дивизия. Я понимал, что у нашего батальона нет никаких шансов прямой атакой сбить этот заслон. Да что там, у батальона – половина полка ляжет перед этой рощей. А если для пробития коридора ждать подхода танков и тяжёлой артиллерии, то финны точно уничтожат сорок четвёртую, так же, как до этого 163 дивизию.

Шанс ликвидировать, или, по крайней мере, сильно ослабить противника, был только у моего взвода. Мы могли скрытно ударить по этим скандинавам с тыла. Первоначально тактику ведения атаки пыталась навязать мне память деда. По-видимому, в училище и на протяжении дальнейшей службе в него вбили только один метод действия – наступление цепью, с криками ура и дальнейшем переходом в штыковую атаку. Я же, основываясь, на опыте наших преподавателей в Эскадроне, считал, что этот метод в данных условиях неприемлем. Это было сродни самоубийству, пытаться линейно атаковать превосходящие нас силы. Только внезапными точечными ударами можно было уничтожить огневую мощь противника и внести разлад в его боевые порядки. И, как следствие, панику и желание спастись у этих шведских добровольцев.

Отослав Асаенова за красноармейцами, я, в первую очередь, привязал пленных к лавочке. Теперь они уже точно не смогли бы освободить друг друга. Затем, взял один из трофейных автоматов, внимательно изучил его и произвёл ознакомительную разборку и сборку этого оружия. Автомат марки «Суоми» был практически копией нашего ППД. А уж ППД я знал очень хорошо, да и стрелял из него тоже неплохо. Когда я только взял «Суоми» в руки, то подумал, — «вот же наглые финны, взяли и передрали нашу модель автомата». Но память моего деда, тут же встрепенулась и выдала мне историю создания автомата ППД. Оказывается, в 1933 году финский офицер Вилко Пентикяйнен передал Советскому Союзу чертежи автомата «Суоми». А в 1934 году, была выпушена первая партия ППД34. Получается, что это мы позаимствовали у финнов идею такого автомата. В нашем Эскадроне треть бойцов была вооружена именно автоматами ППД, так похожими на «Суоми». Для себя я однозначно решил, что один из них я возьму себе. Тем более, предстоял ближний бой, и, прежде всего, нужна была скорострельность. Второй экземпляр я хотел предложить Шерхану. Патронов и запасных дисков к автоматам у финнов было предостаточно.

Потом вышел на улицу и стал размышлять, каким образом нам разгромить противника. Ничего лучшего не придумал, как разбиться на тройки и ими внезапно атаковать огневые точки противника. После ликвидации пулемётов и миномётной батареи, заняться, в первую очередь, уничтожением снайперов, ну, естественно, и тех, кто будет попадаться на пути к их гнёздам. На позиции противотанковых орудий я решил пока не отвлекаться. Они всё равно ничего не смогут сделать против пехотной цепи. Я не сомневался, что командир нашего батальона капитан Сипович немедленно, после того как услышит стрельбу в тылу у финнов, поднимет красноармейцев в атаку. Ведь он прекрасно знает, что мой взвод заходит противнику в тыл.

Наконец показалась цепочка лыжников моего взвода. Впереди ехал Наиль – он указывал дорогу. Моё внимание привлёк один из красноармейцев, сидевший на лыжах, как в санях. Его буксировали два других бойца.

Когда красноармейцы выстроились напротив меня, я, подозвав комота-1 Курочкина, спросил:

— Вы что так долго собирались? Я Асаенова отправил за вами двадцать пять минут назад, а тут ехать всего-то метров триста.

— Товарищ лейтенант, вы же сами передали с красноармейцем, что будете заняты долго, не менее трёх-четырёх часов. И что можно пока передохнуть и перекусить, противника рядом нет. Вот мы и разожгли костры, погрелись и даже успели перекусить. Когда подъехал Асаенов, мы как раз заканчивали обед. Он не предупредил, что нужно срочно, бросив всё, направляться к вам. Просто сказал, что с финнами полностью разобрались и можно двигаться дальше. Вот мы и потеряли время, пока тушили костры и собирались. К тому же, я особо и не суетился, всё-таки, четыре часа ещё не прошли.