Федор Кириллович оказался дома и с радостью принял человека, искренне интересовавшегося подробностями экспедиции, пусть даже и не с научной целью. Это был седой уже, но еще довольно крепкий и упитанный мужчина, который, поговаривают, даже спал, не снимая мундира с эполетами. По дому он передвигался, чеканя шаг и гладя свои роскошные усы, плавно переходящие в бакенбарды — словом, походил скорее на офицера, нежели простого ученого. Впрочем, гидрография, видно, и не предполагала иного. Он предложил мне чаю и тут же пустился в воспоминания о своем протеже Седове, однако, мне пришлось его прервать, иначе мой визит продлился бы до глубокой ночи. Я попросил у него список членов экспедиции, а он вдруг весело расхохотался:
— Список? Но, помилуйте, их и было-то всего четыре человека вместе с Георгием! Володя, Миша — студенты, практику после университета проходили, да фотограф. Да вот же, постойте, я покажу Вам его снимки! — Федор Кириллович засуетился, позвал слугу принести шкатулку, а когда тот исполнил поручение, извлек из нее несколько черно-белых снимков, заботливо обернутых папиросной бумагой и сложенных в конверт.
— Выжили все трое?
— Нет, Миша Павлов, к сожалению, погиб от цинги, а вот фотограф и Володя Визе живы. Да вот, постойте, я дам Вам их адреса.
— И адрес Павлова, если можно.
— Но ведь…
— Однако, это не снимает с него подозрений, Вы ведь понимаете?
Генерал согласно закивал.
Я еще раз пересмотрел все фотографии: веселые бодрые лица этих еще живых и светящихся здоровьем людей на фоне еще целого и загруженного припасами судна, возбужденные лица провожающих, виднеющиеся вдалеке ледяные торосы, умные морды собак, еще не ведающих о том, что выпадет на их долю…
— Могу я взять этот снимок? Я верну Вам его через пару дней, когда пообщаюсь со всеми участниками экспедиции, — на фото были изображены все семеро подозреваемых.
— Конечно, — обрадовался Дриженко, — я буду рад помочь расследованию
Свой законный выходной Мишка провел как обычно — в одном из питейных заведений, и на следующий день мне вновь пришлось идти к нему домой и расталкивать его, обливая холодной водой. Он долго противился, но, наконец, поднялся, вытер мокрое лицо полой сюртука и тряхнул волосами:
— Как успехи, Николай Алексеич?
— Ты немедленно отправляешься допрашивать штурмана и врача, а я займусь членами экспедиции. Если не случится никакого форс-мажора, встретимся в конторе в восемь вечера. Завтра мы должны дать отчет Катерине и получить аванс.
— Непременно, — буркнул Мишка и приложился к графину с водой, стоявшему тут же возле кровати.
Мне пришлось едва ли не силой выталкивать его на улицу, всучив адреса. Сам же я первым делом направился к дому Михаила Павлова, понимая, что с его родными мне предстоит наиболее трудный разговор. Однако, они меня и слушать не захотели. Узнав о причине моего посещения, открывший мне дверь печального вида мужчина, лишь помотал головой и заявил, что если его Миша совершил что-то противозаконное, то это дело полиции. Но и даже полиция не дотянется теперь до его сына, чего бы он там не натворил, и он снова покачал головой и захлопнул дверь прямо перед моим носом.
Владимира Визе я застал буквально на пороге — он спешил на занятия с учеником и попросил меня подождать его, успев бросить только то, что имеет мне сообщить кое-что любопытное. Я прождал Владимира около двух часов в обществе его вдовой матери, которая изо всех сил пыталась уговорить меня сыграть с ней в карты и беспрестанно зевала со скуки. Когда же ее сын, наконец, вернулся, он немедленно увел меня к себе в комнату и извинился за мать, которая после смерти отца совсем разучилась вести светские беседы.
— Вы, кажется, хотели что-то мне рассказать? — вежливо поинтересовался я, чтобы переключить внимание Визе на волнующую меня тему.
— Ах, да, убийство. Вы ведь знаете, что капитан Захаров изменяет своей супруге? Пронину каким-то образом стало об этом известно…
— Вы полагаете, Пронина убил сам капитан?
— Я всего лишь рассказываю Вам то, что знаю. В той экспедиции было много загадочного. Например, фотограф… Вы видели наш общий снимок перед отплытием?
Я кивнул и достал карточку из жилетного кармана.
— Да, вот он, верно, — возбужденно закивал Визе, указывая на фотографа. — Да только в плавание с нами в итоге пошел совсем другой человек, изображения которого нет ни на одной последующей карточке.
— Как так? — удивился я.
— А вот эдак. Первый фотограф сказался вдруг больным за пару часов до отплытия, и его место занял другой. Документы он якобы в спешке оставил дома, и капитан его принял по рекомендации первого. И кто это был на самом деле, мне неизвестно, потому что тип этот фотографировать не умел совершенно…
Я возбужденно заерзал на стуле.
— Но и это еще не все! У доктора после смерти Пронина обнаружили пропажу изрядной дозы мышьяка, который он хранил для крыс в своем шкафчике, ключ от которого был в единственном экземпляре и никуда не пропадал. Вот так-то!
— Но ведь Пронина сбросили за борт…