Линкор «Альбион»

На реке было свежо, но хозяин баркаса был весь мокрый, он даже достал из кармана не очень чистую тряпку– такие тряпки есть у всех, кто работает с паровыми машинами, – и вытер ею себе лицо и шею. И смотрел, как этот чёртов Вайс смеётся, глядя на него, и говорит:

- У вас неплохая лодка, герр Бауэр.

- Надеюсь, вам понравилась, - буркнул продавец.

- Понравилась, понравилась, – заверил его покупатель. – Уж не взыщите, но я всегда проверяю то, что покупаю.

«Ты просто сумасшедший!», - подумал продавец, но ничего вслух не сказал.

- Так сколько, вы сказали, лодка берёт груза? – спрашивал у владельца покупатель.

- По расчёту изготовителя – четыре тонны, - отвечал герр Бауэр. – Но я возил в ней и больше.

- Больше – это сколько?

- Четыре с половиной.

- А пять она возьмёт?

- Думаю, что не потонет, это хороший баркас, – эти разговоры не очень нравились продавцу: вдруг этот сумасшедший теперь откажется брать лодку, сославшись на то, что ему нужно, чтобы баркас принимал на борт пять тонн. Но он зря волновался.

- Так сколько вы хотите за свой баркас, герр Бауэр?

- Я же вам уже сообщал цену, герр Вайс, – отвечал продавец, но теперь он готов был немного даже уступить, лишь бы побыстрее распрощаться с этим сумасшедшим.

Глава 27

В одной из зал, где работал доктор Мюррей, герцогиня лежала обнажённая на столе под яркими лампами. Это была не та зала, где кровь и гной заливали железные столы, на которых лежали вскрытые трупы или ещё живые существа. Эта операционная зала предназначалась для господ и поэтому была идеально чиста. И леди Кавендиш лежала на накрахмаленной простыне, и свет падал на неё с нескольких точек. Доктор, Сунак и ещё три человекоподобных ассистента склонились над герцогиней и внимательно рассматривали её тело. На Мюррее были специальные очки с очень толстыми линзами. Он приближал своё лицо почти вплотную к коже леди Джорджианы, чтобы всё как следует рассмотреть. Потом он поднял голову и взглянул на неё; его зрачки через толстые стёкла выглядели огромными. И он произнёс:

- Ни одной фрагмента некроза, кожа вполне эластична, упруга, насыщенная пигментация, с вашей кожей всё в порядке, миледи. Я не нашёл ни одного места, где она плохо снабжалась бы кровью.

Леди Кавендиш молчала. Она лежала на столе, и лампы светили ей прямо в лицо, поэтому она не открывала глаз. Герцогиня знала: доктор нахваливал сам себя – конечно, это ведь он пересаживал ей кожу. Кожа, конечно, села неплохо, но и не так идеально, как пытался преподнести мистер Мюррей. А доктор тем временем продолжал:

- Пока я не вижу необходимости её менять. У вас кожа молодой женщины. Лучше займёмся глазами. Мне давно не нравятся ваши глаза, миледи, – конечно, глаза ей ставил предшественник, почему бы Мюррею не покритиковать его работу? – Глаза ваши плохо закреплены, недостаточно стянуты мышцами, от этого и все проблемы. Прикажите своим людям подыскать хорошего донора, и мы поставим вам новые, молодые глаза. А с кожей торопиться нет нужды; тем более, после того как я подготовлю вам очередную порцию эликсира, вы пройдёте следующую стадию омоложения, и кожа соответственно поднатянется.

Осмотр. Мерзкие, непонятные существа вокруг неё. Она, когда её только укладывали на стол, увидела вытянутое рыло одного из помощников доктора. У другого были очень длинные пальцы, они блестели, как мокрые, наверное, они были липкие. И леди Кавендиш не очень хотелось, чтобы эти пальцы прикасались к ней. Но она не протестовала. Если нужно, пусть склоняют над нею свои омерзительные морды ассистенты доктора. Пусть к ней прикасаются жабьи пальцы, пусть раздражающе гнусавит первый помощник Мюррея, отвратительный Сунак, – она готова была всё это вынести ради своей цели.

Леди Джорджиана терпеливо пережидала осмотр, и то, что уродливые пальцы трогают её тело, а десяток глаз рассматривает её, не волновало её так, как услышанные ею слова.

Кажется, этот яйцеголовый пытался ею манипулировать, Мюррей надумал разговаривать с нею немного свысока, как врач с пациентом, а не как человек, который полностью зависел от герцогини. А ведь именно она оплачивала из своего кармана все его изыскания. Все его научные успехи за последние годы, признание мировым учёным сообществом были и её заслугой. Все пятнадцать лет он существовал и работал за её счёт. И что было немаловажно, все эти годы она прикрывала его от преследований, которые были неизбежны при его не очень-то благовидных опытах. Поэтому леди Джорджиана, оттолкнув от себя чью-то лапу, села на своём ложе и, проморгавшись от яркого света, заговорила: